Добро пожаловать в Фир Болг! Волшебный мир драконов, принцесс, рыцарей и магии открывает свои двери. Вас ждут коварство и интриги, кровавые сражения, черное колдовство и захватывающие приключения. Поспеши занять свое место в империи.

Fire and Blood

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Fire and Blood » Игровой архив » [31.01.3300] broken things


[31.01.3300] broken things

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

broken things
Стать мне тебе и щитом, и мечом, я ведь дланью твоей крещен.
Пусть тебя и преследуют стрелы, но бегите, моя королева.

♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦

31.01.3300 ❖ Остров Авалон, город Асхейм ❖ Кайден и Реджина
https://i107.fastpic.ru/big/2019/0107/48/_a4caca04d6507b4aff81b0b3cd22df48.gif?noht=1 https://i107.fastpic.ru/big/2019/0107/55/_51b0bdcccafba9a306a755ad0f021a55.gif?noht=1

Когда кошмары и явь мешаются воедино, а магия выходит из под контроля, лучше всего, если рядом никого не оказывается. Реджина знает это. Кайден знает это тоже. Но он не может просто оставить ее умирать.

+2

2

Первые лучи восходящего солнца только окрасили собой горизонт на востоке, когда золотая дракониха расправила крылья, разминая их перед предстоящим перелетом на Авалон. Она была в хорошем настроении, в отличие от своего всадника, что с самого приезда в Хархайд места себе не находил в тревоге за ту, что осталась на Авалоне.
- Ты летишь за мамой, папа? – спрашивает Роланд, держа старшего брата за руку и сонно потирая кулачком глаза. Ему надлежало бы еще спать в своей постели, но мальчик упросил Ригана взять его собой, когда придет время провожать папу. Хорошо еще, что близнецы не проснулись. Малышка Адора так расстроилась вчера, узнав, что Кайден улетает, что проплакала весь вечер, сидя у отца на коленях и обнимая его за шею маленькими ручками. Она так и уснула, склонив голову на грудь Кая, не желая отпускать его от себя. Айден тоже хныкал, уговаривая отца забрать их домой к маме, но быстро успокоился, заслушавшись историями, что читала им Беатрис.
- Да, сынок, - кивает Кай, присев напротив мальчика и ласково взъерошив его и без того непослушные волосы.
- Ты привезешь ее к нам? – в голосе сына слышится надежда ребенка на скорую встречу с матерью, заставляя Кайдена улыбнуться мальчику.
- Да, мой хороший. Я привезу маму к вам, - он целует сына в макушку, поднявшись, и кладет руку на плечо старшего сына. – Присмотри за ними, Риган.
- Конечно, отец, не тревожься.
Не тревожься. Реджина просила его позаботиться о детях и тогда он сказал ей тоже самое. «Не тревожься, птичка». Как же легко сказать их, успокаивая кого-то, но насколько бесполезными они становятся, когда пытаешься успокоить ими себя самого. Разве может Кай теперь не тревожиться за Реджину, видя ее состояние, слыша ее кошмары и лучше многих зная, какие платы требует с его жены магия. Да именно с жены, потому что иначе он давно уже ее не воспринимает. А долг мужа быть рядом со своей женой и в радости и в горе, и в здравие и в болезни. А то, что Реджи теперь больна, сомнений быть не может. И значит, его место рядом с ней. Теперь, когда он исполнил их родительский долг, доставив детей в безопасное место, он может вернуться к ней.

На Асхейм успевают опуститься вечерние сумерки, когда Кайден достигает ворот замка герцога. Когда-то это место было его домом. Здесь они с Кэт росли, здесь Кай обрел друга, которого почитал за брата и здесь же он впервые увидел Реджину, маленькую малютку, лежащую в колыбели, но уже его невесту. Со свадьбой не сложилось, но они и без обряда были истинной семьей, что Боги подтвердили, даровав им детей.
- Знал, что ты примчишься, - вместо приветствия усмехается Гэбриэл, обнимая названного брата. – Как дети?
- Все хорошо. Они в Хархайде с Кэт, - коротко отвечает Кай, удовлетворяя отцовское любопытство герцога. Для детей, особенно для племянников, вся плавание на Драконий остров, поездка до Хархайда, были сродни веселому приключению. Все добрались благополучно и горели желанием поездить еще. Скажем, навестить деда Сумара. Перед отъездом маршал написал дяди, но ответ получать предстояло уже сестре.
- Сейчас прикажу принести тебе поесть и приготовить ванну, - распоряжается Гэб, и хмуриться, когда Аркелл качает головой. - Ты с ног валишься. Не дури, Кайден. Поешь, отдохнешь. После поговорим.
Но Каю не до разговоров. Он ничего не ел с самого утра, но собственный голод волнует его теперь менее всего, так же как и усталость. Разве он сможет уснуть, даже не взглянув на ту, ради которой и проделал весь этот путь.
- Где Реджина? – спрашивает Первый маршал, с тревогой вглядываясь в лицо друга. Он сам просил Верховную уехать к брату, потому что, покидая ее, должен был быть уверен, что не оставляет ее одну. Но увидев теперь Гэба, стал сомневаться в том своем решении, по суровому взгляду герцога угадывая сопротивление в попытке увидеть любимую.
Герцог действительно делает шаг, загораживая ему дорогу, и кладет руку на плечо. Во взгляде его не только угроза, но и желание защитить, а также сочувствие, и в любое другое время Кай был бы благодарен другу за каждое из них, но теперь они вызывают лишь раздражение.
- Уйди с дороги, Гэб, - рычит маршал, сбрасывая руку Корбу с плеча.
- Тебе не нужно к ней сейчас ходить… - в голосе его нет ничего, кроме миролюбивого спокойствия и заботы о сестре и названном брате, волею Богов ставших единым целым. – Не нужно видеть ее такой, Кай. Реджина бы этого не одобрила.
Гэбриэл хорошо его знает. Даже слишком хорошо. Мнение возлюбленной всегда было ценным для Аркелла, особенно тогда, когда разговор шел о магии, ведь сам он в ней разбирался лишь теоретически и лишь настолько, чтобы осознавать ее важность для самой Реджи, потому что в своем стремлении быть рядом с ней был абсолютен и упорен, как и во всем остальном. И теперь он понимает, что болезнь жены именно под собой магическую основу, а значит, Гэб сможет помочь ей куда лучше, для него же любое вмешательство может быть опасным. Кай это знает. Но и стоять в стороне не может.
- Я сказал, уйди с дороги, - повторяет он, с трудом сдерживаясь, чтобы не оттолкнуть герцога Авалона со своего пути. – Я обещал, что вернусь к ней, Гэб. Она ждет меня, - произносит Кайден уже менее жестко, потому, что любит Гэбриэла как брата и меньше всего хочет теперь ссоры с ним. У них и без того хватает забот, чтобы теперь еще препираться между собой. Тем более что силы воли не занимать обоим, и этот поединок может длиться вечно.
- Хорошо, упрямец, - кивает Корбу, и на губах его проступает усмешка, - Но знай, если с тобой что-нибудь случиться, Реджина мне потом голову оторвет.
Он сам проводит Кая до покоев, что занимает Верховная в замке своего брата и отпирает дверь, жестом пресекая попытку Аркелла возмутиться тем, что его жену заперли, точно дикого зверя.
- Реджина, дорогая, смотри, кто приехал, - произносит Гэб, когда они оказываются в комнате. Здесь сумрачно, если не сказать, что царит полумрак, разгоняемый всего парой свечей. Пахнет воском и болотным ирисом.
- Птичка? - зовет Кай жену, несмотря на предостережения герцога, подходя ближе к жрице. – Я здесь, как и обещал.

+2

3

Как и всякая болезнь, болезнь Реджины не развилась в одночасье. Но шли дни, и с их течением ей становилось все хуже и хуже, а средства, которые могли бы остановить происходящее, или хотя бы замедлить течение иссякали. Корбу все реже выходила на улицу, прервала общение с Сангреалем, а фамильный замок перестал принимать гостей. Показывать, насколько плохо Верховной, было весьма и весьма паршивой идеей и Гэбриэл не собирался никому демонстрировать этого, хотя время от времени ему самому становилось настолько страшно, что казалось, будто с этой бедой они не справятся.
В отличие от Реджины, Гэбриэл почти сразу же понял, что с сестрой происходит что-то необычное, что-то, чего они еще не переживали, что-то, с чем они не могли справиться не потому что не хватало сил, а потому что не хватало понимания происходящего. Нет, это была вовсе не привычная картина, когда Реджина перегибала со своими магическими опытами, и ей пару дней ломило кости и выворачивало нутро так, что от криков стыла кровь в жилах. Она теряла контроль, да, но она всегда его обретала снова и снова, потому что осознавала важность необходимости держать свой дар под контролем. Нет, Реджине никогда не было жалко себя. Но она всегда заботилась о том, чтобы ее способности не вредили окружающим и именно это заставляло ее в короткие сроки приходить в себя, потому что в таком состоянии черная магия сгустками просачивалась сквозь кожу и выливалась ужасающими последствиями для всего замка. Да, один раз им даже пришлось переехать, пока замок чистили от черной магии.
Теперь все было иначе. Время от времени, Реджина и впрямь брала ситуацию под контролем и хотя чувствовала себя ужасно, она была вменяема, с нею можно было говорить и под ее руководством варить необходимые зелья. В эти мгновения она без сна и отдыха листала фолианты, пытаясь найти хотя бы обрывки, которые говорили бы ей о причинах происходящего, но ничего не было. А затем наступала ночь, и когда замок засыпал, Верховная Жрица вновь теряла любое самообладание, но что важнее – теряла сон. Да, раньше сон исцелял ее, и именно после сна она была наиболее эффективна в борьбе с собственными приступами. Но теперь она не могла спать. Первое время помогало кольцо, которое подарил Кайден. Реджина не расставалась с ним и в самом деле могла несколько часов проспать сном столь глубоким, что разбудить ее не мог никто. Но потом часы этого сна стали сокращаться и все вернулось на круги своя.
Гэбриэл хотел помочь, но сестра ушла намного дальше в своих колдовских изысканиях, и он не понимал процессов, которые с нею происходят. Он тоже читал, изучал и посылал за другими жрецами, но им необходимо было быть осторожными. Весь Авалон уже знал, что его и ее дети покинули остров, а если узнают еще и о болезни Верховной, им несдобровать. Единственный вывод, который герцог успел сделать за это время: дело вовсе не в магической болезни сестры, которой она время от времени мучилась уже давно. Дело в чужой злой воле, что ослабляла сестру настолько, что она всецело теряла контроль и над своей магией, и над происходящим.
Он перерыл все ее вещи и сжег к драугам все, что вызывало подозрения. Уничтожил всю привезенную одежду, с десяток амулетов и почти все подарки, которые не сделал сам или не видел, чтобы Реджина получала от Кайдена. Отныне сестра одевалась только в то, что было в Асхейме и артефактами пользовалась только местными. Но это не помогало. Ничто не помогало.
Ее рвало и днем и ночью, озноб был такой сильный, что ведьма не могла держать в руках кубок, боль ломила кости, жар то поднимался до немыслимых пределов, то падал, оставляя Реджину холодной, как лед. Тяжесть проклятий ложилась на слуг и всех присутствующих без воли Реджины. Помещения, в которых она появлялась, в одночасье словно сгущался воздух и наступала тьма. Свечи гасли без единого ветерка, а по древнему камню замка уродливой черной паутиной расползались синеватые разводы, стоило Корбу коснуться их рукой. Боль была чудовищная, она ломила кости и заставляла Реджину то и дело проваливаться на внетелесные уровни, где твари всех видов и порядков одолевали ее с такой силой, как не одолевали никогда. Лишь имя Херьяна на губах отпугивало их. Лишь вера в него теплила в Корбу жизнь, но ей казалось, что и это совсем ненадолго.
- Как дети? – спрашивает Реджина одним из тех вечеров, когда разум еще оставался при ней, но память уже подводила. Реджина лежала на кровати, укрытая шкурами, тяжело дышала и ее трясло с такой силой, словно она была на морозе, хотя в комнате было сильно натоплено.
- Детей здесь нет, милая. Ты разве не помнишь? Ты отправила их на Драконий остров, - отвечает Гэбриэл, поднося к губам сестры зелье, которое сварил сам, по древнему рецепту из книг матери. Реджина жадно пьет, но на середине закашливается и кашель этот продолжается не меньше нескольких минут, прежде чем женщина может допить.
- Да… Да, кажется… - она припоминает что-то такое. Ей кажется, что с тех пор прошли месяцы, если не года, время стало эфемерно и незначительно, потому что реальность превратилась в один бесконечный кошмар.
- Гэб, - обращается она к брату, все так же тяжело дыша, - Прикажи подготовить покои матери. Завтра я отправлюсь туда. Запри двери и пускай ко мне слугу рано утром на рассвете и до захода солнца. Не хочу подвергать риску тебя и замок, - хрипло просит Реджина и прерывает желание брата поспорить одним коротким жестом.
Следующий день не настает очень долго. Всю ночь Корбу корчится от боли, с трудом сдерживая крики, которые к утру все-таки оглашают замок. Обезболивающие отвары теперь – просто пшик и Реджина даже не прикасается к ним. На рассвете ей становится лучше и она, держась за брата, трясясь как осина на ветру, доходит до покоев матери, чтобы уже здесь лишиться чувств.
Как она и просит, покои запирают. К счастью для всех, это случается вовремя, потому что настойчивые видения из сна переходят в реальность и Корбу то и дело начинает разговаривать, то с мертвым отцом, то с мертвой матерью. Она раздирает руки и царапает лицо в попытках укрыться от видений, забивается в угол и бросается на стены, бьется в агонии и кричит несуществующим людям, чтобы они убирались. Она не отличает момента, когда к ней приходит Гэбриэл и расцарапывает ему плечо, бросается на слугу и катается по полу до тех пор, пока не лишается чувств и физически выраженное безумие не сменяется слабостью и болезненностью. Все это время из Реджины то брызжет, то льется крошечными ручейками ее магическая энергия, окрашенная в черный цвет настолько, что даже ночь не была темнее. Она просачивается в камни и покрывает комнату бывшей хозяйки замка сначала тонкой паутинкой неизвестного уродливого плюща, что обвивает стены, а затем гигантскими черными стеблями с такими же уродливыми красными цветами.
- Уходи, Гэб… - она не слышит, что он пытается возразить, но чувствует сопротивление, - Уходи, уходи, убирайся, вон! – кричит Реджина и кровь хлещет у нее из носа. Брат укладывает женщину в постель, накрывает шкурами и заставляет выпить отвар, что погружает ее не в сон, но в тягучую и глубокую пучину абсолютного беспамятства.
Когда двери открываются вновь, Корбу почти лучше. Она сидит на постели и дрожь в ее теле не столь заметна, как обычно. Женщина даже выпивает целебный отвар из трав и ест горячий бульон, что принес ей слуга, настороженно посматривающий на Верховную, готовясь убежать в любой момент. Перед глазами плывет, но фигуру брата Реджина узнает безошибочно. За ним идет кто-то, но даже после слов брата, Кайдена ведьма узнает не сразу.
- Кайден? – шепчет она, облизывая губы и силясь приподняться. Ведьма машет перед лицом рукой, словно отгоняя кого-то, но на деле, разгоняя туман, что был перед глазами, - Зачем ты здесь? Это опасно, уходи, зачем?

+2

4

В полумраке, что окутывает собой комнату, лицо возлюбленной едва различимо. Она силиться подняться ему на встречу, одновременно с этим, словно отгоняя от себя назойливую муху. Кайдену требуется лишь мгновение, чтобы оказаться рядом с Реджиной, не позволив ей встать. Ее руки, всегда теплые и нежные для него и их детей, на этот раз холоднее льда. Пустившись перед женой на колени, маршал целует ее ладони в попытке согреть их своим теплом. Огнем того чувства, что заполняет Аркелла целиком. Тринадцать лет они вместе, а он все еще влюблен в нее как мальчишка.
- Реджи, птичка моя, - шепчет он ей, совершенно позабыв, что в покоях они все еще не одни. Она говорит, что ему не следовало приходить, что это опасно, что ему следует уйти. Но уйти он не может. Не может ставить ее одну. – Я ведь обещал тебе, что вернусь. Обещал, что никогда не оставлю.
Кайден касается ладонью щеки Реджины. Проводит пальцами по скуле. Тянется к ее губам, абы оставить на них поцелуй, что легче крыла бабочки. Глаза маршала в должной мере привыкли к скудному освещению в комнате, чтобы теперь он мог увидеть, как сильно измотана его жена. Вопреки надеждам Аркелла, «Свет Полуночи» оказался бессилен против той злой воли, что лишала Реджину сна. Черты ее лица заострились, точно у покойницы, под глазами залегли черные круги, а сами глаза, казалось, блестели каким-то внутреннем, лихорадочным огнем, что сжигал Верховную изнутри. Имя тому огню – Магия. Когда-то она отобрала у Кая невесту, призвав ее служить Богам, теперь грозилась отобрать жену, опрокидывая ее в Хель.
- Я не отдам им тебя, птичка, - произносит он, зная, что, скорее всего, его слова кажутся обоим Корбу смешными и наивными, ведь он не колдун. Он воин, рыцарь. В нем течет иная кровь. И в сравнении Корбу он почти ничего не понимает в магии. Но это не важно. Кайден готов сражаться даже с демонами Бездны, если это сохранит ему жену, а детям – мать, в которой они так нуждаются. И старшие подчас в большей степени, чем малыши.
- Дети очень ждут тебя, любимая, - Аркелл знает, что она тревожится о них. Всегда тревожится, даже если они мирно спят в своих кроватках за стеной или играют в саду. Он знает, что разлука с ними для Реджины тяжела и мучительна, и на долю секунды Кай сомневается в правильности их решения, увезти детей на Драконий остров. Но нет. Они поступили правильно. Малышам не к чему видеть Корбу такой. – Плавание прошло хорошо. Айдену так понравилось, что теперь он твердо уверен, что станет мореходом. Представляешь, забросил своих рыцарей и сейчас, должно быть, уговаривает Сумара подарить ему корабль.
Кайден еще долго рассказывает Реджине о детях, сидя рядом с ней и нежно обнимая, с тем, чтобы женщина могла устроить голову у него на плече. Малышка Адора не отлипает от Беатрис, считая ее «почти такое же красивой, как мама». Близняшки ревнуют, а потому Адора буквально купается в сестринской любви и внимании. Роланд очень ждет приезда деду Сумара, потому что в их последнею встречу, тот обещал подарить ему какую-то книгу, «завалявшуюся» у него в библиотеке. Племянники же просто в восторге от возможности излазить Драконий остров вдоль и поперек. Слуги сбиваются с ног всякий раз, когда нужно созвать их к столу.
- Риган очень тревожиться за тебя. Рвался прилететь со мной. Насилу отговорил. Пришлось напомнить о долге старшего брата и оруженосца. Последнее, впрочем, менее важно, раз уж Дастан дал ему нечто вроде отпуска, пока малыши будут гостить на острове…
- Кай, нам пора, - голос Гэба такой тихий, словно он боится спугнуть то более-менее сносное состояние сестры. Он так и не ушел, как видно, опасаясь оставлять их наедине. – Реджине нужно отдохнуть.

- Что с ней происходит, Гэбриэл? – спрашивает Аркелл, сидя в кресле в кабинете герцога, где по обыкновению, даже не смотря на то, что за окном теперь январь, пахло вишней. Все из-за панелей, которыми отделаны стены и пол. Кайден помнит этот запах с самого детства. Сегодня он кажется ему удушающим, почти непереносимым. А теплый, красноватый цвет древесины напоминает кровь. – Я могу хоть чем-то ей помочь?
Гэбриэл Корбу не спешит с ответом. Покачивая в своей руке серебряный кубок с вином, он смотрит в пламя камина, где весело потрескивает огонь, с жадностью пожирая яблоневые поленья. У Аркелла тоже в руках кубок, но к своему вину он не притрагивается, и вскоре тот не тронутым встает на столик, рядом с изящной работы кувшином.
- Реджина потеряла контроль, - вынырнув из своих размышлений, нарушает молчание герцог. – Она ушла так далеко в своих магических изысканиях, что мне до нее не дотянуться. Больше тебе скажу, Кай, я очень сомневаюсь, что среди живущих вообще найдется тот, кто сможет хотя бы приблизиться к магическому уровню сестры, не говоря уже о том, чтобы превзойти ее. Но за все приходиться платить. Особенно за магию. Особенно за магию такого уровня. Я перепробовал все, чтобы облегчить ее состояние. Зелья, гальдары, сжег все, что показалось мне подозрительным, даже ее платья, но что-то мешает ей вернуть контроль. И я не знаю, что, Кай. Все книги в моей библиотеке зачитаны до дыр, те их жрецов, которым она доверяет, перевернули верх дном архивы Сангреаля, но мы так ничего и не нашли. Ничего существенного. Темная магия плохо изучена.
Темная магия. За те годы, что они с Реджиной были единым целым, Кай успел увидеть многое. Он не все понимал из увиденного, но если и боялся, то за жену и детей. За себя же страха не было. Была любовь, побеждающая в нем всякое сомнение и осторожность относительно Реджины, ее силы. Так же как она принимала его с драконами, которых боялась с самого детства, так и он принимал ее со всей ее магией, не важно в какой цвет она была окрашена. Корбу не раз повторяла, что подобнее деление глупость, что магия есть магия. И Кайден верил ее словам, потому что верил ей.
- Ты сказал, что сжег все. Думаешь, дело в подкладе? – ему не слишком-то вериться в эту теорию (кто бы осмелился против Реджины), но эта теория Гэбриэла была хороша в одном. Даже не имея колдовских способностей, Кай был способен помочь. – Эта дрянь должна быть при ней или в тех вещах, что она привезла с собой, верно? Оставь она ее дома, насколько я понимаю, действие бы ослабло? - Гэбриэл кивнул. – Я проверю еще раз, если не возражаешь.

+2

5

Несмотря на то, что Реджина отчаянно боится того, что может сделать с Кайденом в порыве своего бесконтрольного всеобъемлющего безумия, в глубине души она рада, что он приехал, рада, что он ее не оставил. Она льнет к нему, едва он опускается на кровать, потому что думает, что это могут быть последние их дни вместе. Ведьме еще никогда не было настолько плохо, и она еще никогда не лишалась контроля так надолго и так явственно, как теперь, так что у нее есть основания для этих тревог. Нет, она не боится смерти и не опасается боли. Потому что с этим пламенем в груди Корбу живет уже много лет. Но она боится не увидеть больше детей и Кайдена и благодарна теперь, что мужчина здесь, вопреки здравому смыслу. Дети же их далеко, достаточно далеко, чтобы даже если карающая длань черной магии захватит весь Авалон, она не смогла добраться до малышей и до куда более взрослых представителей их дома, оставляя их достаточно далеко от этого кошмара.
- Обещай, что если станет слишком опасно, ты уйдешь, - одними губами произносит Реджина, прижимаясь к плечу мужа и лишь делая тихие вздохи, которые яснее всего давали понять, насколько она теперь ослабела и как много сил успела потерять за это время. Ему, пожалуй, не следовало видеть ее такой. Она всегда стыдилась своей слабости и за тринадцать лет Кайден, кажется, ни разу не заставал ее в таком виде и состоянии. Она тщательно скрывала от него многочисленные приступы и, зная, что он прилетит, приводила себя в состояние близкое к приличествующему за некоторое время до этого. Теперь же она была не в состоянии этого сделать. Она, мнится, была не в состоянии даже встать с кровати и не упасть, не говоря уже о чем-то большем. Но вместе с тем это состояние поразительным образом сочеталось с гигантской энергетической наполненностью. Магия пронизывала ее теперь настолько сильно и так глубоко, что Реджина готова была поклясться, что проведи она теперь любой ритуал – он станет в разы сильнее обычного. Но сил на ритуалы она теперь не находила. Да и что ей было нужно настолько, чтобы ради такой магии рискнуть своей жизнью? Или же жизнь ее теперь тоже не имела никакого значения. Корбу не знала. Но ей мнилось, что смерть теперь дышит ей в затылок и лишь от того так леденеют руки, лишь от того ее так сильно трясет от холода, лишь от того прикосновения Кайдена кажутся не просто горячими – обжигающими бледную кожу так же сильно, как теперь жгут его слова.
Реджина рада, что птенчики достаточно далеко, чтобы не застать ее в таком состоянии. И она слушает речи мужчины, прикрыв глаза и чуть заметно улыбаясь. Лица Адоры, Айдена и Роланда встают перед глазами. Она слышит их голоса. Она видит, как они бегают по палубе и подпрыгивают, чтобы рассмотреть что же там за бортом. Они считают птиц, что пролетают над кораблем и играют в прятки, они хохочут и придумывают новые игры. Они счастливы. Они в безопасности. С ними все хорошо и им ничего не угрожают. Эти мысли дают Реджине держаться, дают надежду на то, что еще не все утеряно. Ее птенчики в порядке, может ли она желать большего, будучи на грани? Разве что того, чтобы Боги продолжали защищать Авалон и дали ему более достойную Верховную, или Верховного, чем была она сама. Раньше Корбу была убеждена, что она решит, кто станет ее преемником и им будет кто-то из ее семьи, но теперь она не лелеет столь амбициозных планов. Кто бы ни стал Верховным, пусть это будет достойный звания человек. Теперь, стоя у самой грани, Реджина видит многие из своих ошибок, видит, где гордыня и жестокость застили ей глаза, где именно она нарушала законы божественные, равно как и человеческие. Ей есть, о чем сожалеть. Но только не о ее детях, не о тех детях, которых она называла своими. За ними было будущее Авалона и Драконьего острова. И покуда они живы и счастливы, в их отношении Реджина никогда не ошибалась. Даже если сама она и наделала ошибок, то они станут теми, кто научится на них, а быть может, сможет их искупить.
- Айден… - она закашливается, но затем улыбается все равно, - Айден по два раза в неделю решает, кем он станет, когда вырастет, - Корбу тихонько смеется, качая головой. Их старший сын был в этом куда более определившимся и куда более серьезным, но на то он и был старшим, - Моряк – не самый худший выбор. Скажешь ему, что я одобряю? – она улыбается и прикрывает глаза, прижавшись к мужчине. Ей спокойнее рядом с ним, а пламя, что горит в груди, перестает быть таким явственным, когда он говорит с нею и проводит время.
- Спасибо, что ты здесь, Кай, - произносит Реджина, с трудом поднимая руку, чтобы погладить его ладонь.
Брат настаивает на том, чтобы Кайден оставил ее и хотя Корбу не хочет, чтобы он уходил, она знает, что так будет безопаснее. Реджина провожает мужчину взглядом, а затем укутывается в одеяло и спустя какое-то время ее накрывает тяжелый, беспокойный, кошмарный сон, которому нет конца.
Многослойные сны не были чем-то удивительным для колдунов. Для Реджины не были тоже. И они ничуть не вредили ей и не пугали ее ровно до тех пор, пока каждый из слоев не оказывался кошмаром. Она просыпалась десятки раз, но сон все продолжался и продолжался. Вокруг были сотни уродливых фигур, окровавленных тел, сожженных городов и тьма. Тьма, которая захлестывала разум, сердце и душу настолько явственно, что едва проснувшись, Реджина даже не поняла, что теперь это действительно реальность.
Слабость в теле такая, что ей тяжело даже сидеть, а когда ноги касаются каменного пола, ее начинает трясти с немыслимой силой. Корбу перехватывает мешающиеся волосы заколкой покрепче и достает из одного из ящиков кусок мела. Да, она чертовски устала от происходящего и хотя она понятия не имела, как именно ей взять над собой контроль, она знала, как ей защититься хотя бы на время от тех духов и астральных тварей, что то и дело кружили вокруг, не давая ни думать, ни спать.
Женщина сжимает мел в руках с немыслимой силой, опускается на колени и, тяжело дыша, начинает рисовать круг вокруг своей кровати. Символы рядом с ним ложатся четкими и выверенными движениями, хотя сама рука трясется так, что мел грозится выпасть из нее. Дело идет так медленно, что Реджина не уверена в том, что ей хватит сил закончить. Круг было принято освещать кровью, но теперь ей с трудом достает возможности дорисовать его хотя бы мелом. Корбу роняет на пол небольшой атам и режет им руку так, что кровь из нее не капает, но льется. Она вырисовывает ту часть круга, до которой достает, своею кровью и прилагает усилия, чтобы подняться и перейти дальше, но усилий этих недостаточно. Как раз в это время дверь в покои открывается и Реджина видит Кайдена. Реальность, или видение? Корбу не знает.
- Помоги… Помоги мне закончить.

+2

6

Весь оставшийся день, пришедшую ему на смену ночь и большую часть наступившего вслед за тем дня, Кайден потратил на то, чтобы перебрать все до одной вещи Реджины, из тех, что еще не успел уничтожить Гэбриэл. Он, как и герцог несколькими днями ранее, отправил в огонь все, что в той или иной степени показалось ему подозрительным, в том числе и некоторые из своих подарков, справедливо полагая, что решить кто-то ворожить против Реджины, укрыть ворожбу в его даре было бы куда надежней. А если вскроется, так то ухищрения Первого Маршала. Видать устал от Верховной, а уйти духу не хватает, да и детей отдавать не хочется. В подобный бред ни Гэбриэл, ни тем более Реджина, никогда не поверят. Обоим Корбу, как и всем, кто знает Кая, известно как сильно он любит жену, как бесконечно привязан к ней и детям, и не способен причинить им никакого вреда, тем более подобной гнусности, как сводить с ума. И потому его подарки без сожалений летят в огонь, наряду с прочими вещами Реджины. Но облегчения жрице это не приносит.
Гэбриэл по-прежнему не горит желанием пускать Кайдена в покои сестры. Он вновь и вновь повторяет другу, что тому следует быть осторожней с ней теперь. Что если только он почувствует, что состояние Реджины изменилось к худшему, ему следует тут же уйти и сообщить  о том ему, но по скептичности на лице герцога ясно, что он и сам не верит в то, что Аркелл послушается его советов. Да и как маршал сумеет ее оставить, если ей станет хуже? И все-таки он кивает на слова друга, не спеша однако давать обещаний, которые, скорее всего, окажутся для него неисполнимы.
- Будь осторожен, - еще раз повторяет Гэбриэл, перед тем как велеть слуге проводить Кая и отпереть для него дверь.
В покоях все также сумрачно. Все так же пахнет болотным ирисом и воском. И только Реджина на этот раз не сидит на постели. Кайден застает жену на полу, что-то едва слышно бормочущую и водящую пальцами по камню. Услышав, как открылась дверь, жрица поднимает голову и тянется к мужу.
- Помоги… Помоги мне закончить.
Перепугавшись, что ей стало хуже, а они с Гэбом о том не узнали, увлеченные поисками проклятой вещи, Кайден бросается к жене, намереваясь поднять ее на руки и уложить в постель. Он будет с ней, а потом убедит<s></s> герцога, что так нельзя, что это неправильно, запирать Реджину, лишая ее возможности дышать свежим воздухом и бывать на солнце. Ни один страх не мог быть сильнее любви, и если Гэбриэл этого не понимает, что значит Кай ошибся, посоветовав жене приехать в Асхейм, и он тут же увезет Реджину отсюда, обратно в их дом, где она поправиться, как ему мниться, многим быстрее.
Но стоит ему лишь опуститься на колени подле нее, Аркелл понимает, что Реджи просит у него совершенно иной помощи. Ее рука вспорота и из нее на пол льется кровь. Кай оглядывается, замечая белые полоски мела, образующие круг и магические руны рядом с ним. Знаний маршала вполне хватает на то, чтобы узнать охранный круг, что маги чертят в надежде защититься от зла. Именно за этим занятием он и застал Реджину, которой, похоже, не хватает сил завершить ритуал, раз она просит его помощи.
- Что мне сделать, птичка? – шепчет он, потому что говорить в этих покоях в полный голос кажется ему неправильным. Он обнимает ее за плечи, придерживая и прижимая к своей груди. Гладит по голове, прижимаясь губами к ее невероятно холодному лбу, на котором, однако выступила испарина. А сердце в груди разрывается от невозможности ей помочь по-настоящему. – Что мне сделать, любимая? Все, что попросишь…
Ничего теперь Кайден так не хочет, как иметь возможность владеть магией, с единой лишь целью – помочь любимой. Ему мнится, что быть он колдуном, все теперь бы сложилось иначе, и он сумел бы ее защититься, как и обещал. Теперь же все его обещания кажутся пустыми, раз он не смог распознать рядом с ней зла и не представляет, как ему противостоять.
Закрыв глаза, Кайден молит Херьяна даровать ему сил или самому спасти свою верную дочь. Он не ропщет на Всеотца, не упрекает в том, что тот позволяет Верховной так страдать и не вопрошает, чем именно они так разгневали его, что он покинул их, когда так нужен. Вера Аркелла так же сильна, как сильна его любовь к Реджине и он не смеет сказать ни слова упрека Всеотцу, а только всем сердцем и душой молит его откликнуться теперь на молитву и даровать им сил на борьбу с испытанием, выпавшим на их долю.

- Нет, Кай и не проси! – отрезает Гэбриэл, глядя на Аркелла так, словно и его вот-вот сочтет достойным отдельных запертых покоев. – Реджина опасна, и не столько для себя, сколько для окружающих. Я не могу рисковать своими людьми.
- Но, Гэб! – не уступает Кай, стоя напротив сидящего за столом в своем кабинете друга, обеими руками упираясь в полированное дерево столешницы из вишни. - Она твоя сестра, а ты держишь ее взаперти, точно дикого зверя. Я ведь не прошу многого. Позволь мне погулять с ней во внутреннем саду. Боишься, так вели всем уйти. С ней останусь только я. Уверяю тебя, ничего дурного не случиться.
Герцог вздыхает, ясно давая понять, что данная затея ему не по душе, но и держать сестру пленницей тоже. Долг герцога борется в нем теперь с любовью брата, и Кай, видя эту борьбу, не теряет надежды убедить друга.
- Всего полчаса, Гэб. Прошу.
- Хорошо, - уступает герцог, строго глядя на маршала. – Но я буду рядом и если что, не обижайся, спрошу с тебя.
- Я весь в твоей власти, брат, - кивает Кайден, не в силах скрыть улыбки.
Он едва сдерживается, чтобы уже теперь броситься к Реджине, но Гэб прежде хочет принять все меры предосторожности, да и погода не подходящая. С самого утра валит снег и для жрицы, и без того физически теперь слабой точно котенок, прогулка по сугробам не лучший вариант. Приходится обождать, пока погода переменится, а дорожки во внутреннем саду расчистят. На это уходит два дня и все это время Кайден проводит у Реджины или в библиотеке с Гэбриэлом, помогая искать в многочисленных книгах хоть что-то, что сумело бы помочь теперь возлюбленной.
Наконец, когда небо над Асхеймом расчистилось от снежных туч, а сад оказался залит морозным солнцем, серебрясь зимней красотой, Гэбриэл дал свое согласие на прогулку. Они вместе идут в покои жрицы, потому, что герцог хочет убедиться, что его сестре по силам покинуть комнату, а не то, что гулять в саду.
- Реджина, дорогая, - обращается он к сестре. – На улице стоит прекрасная погода. Мы с Каем подумали, что тебе можно было бы погулять во внутреннем саду. Ты так давно не выходила. Свежий воздух пойдет тебе на пользу.

+2

7

Кайден мало, что смыслит в магии. Реджина вспоминает это не вовремя, потому что уже успела попросить помощи. Можно было позвать кого-то из колдунов, но Корбу знала, что защитного круга, столь же сильного, сколь могла создать она, никто больше бы сделать не смог. А потому, ни участие брата, ни участие кого-либо другого ее теперь не интересует. Да и Кайдена тревожить не стоило. Только немного отдохнуть и справиться самой. Закончить, замкнуть защиту и проверить, насколько действенна она будет.
Мысли смутными обрывками роятся в голове, не давая выстроить стройную систему понимания происходящего. Будь ведьма в себе, она бы с большой долей вероятности смогла бы понять происходящее по реакции на магический круг, но теперь она рисует его только потому что нутром ощущает необходимость выстроить защиту вокруг себя. Быть может, эта защита не спасет ее от себя самой, но совершенно точно оградит от внешних влияний. И почему одна эта мысль кажется теперь Реджине жалкой? Потому что раньше не находилось ничего, что могло бы ее сокрушить, а теперь она даже не в силах была понять, что именно тому является причиной.
Объяснять мужу суть происходящего, что она делает и для чего, Корбу теперь очень сложно. Ей кажется, что он должен понять сам, или хотя бы попытаться, но обрывки разумных доводов говорят, что Кайден – не колдун и хотя он обучен некоторым колдовским истинам, он вовсе не должен и не может понимать, как правильно колдовать и что именно ему надлежит делать, когда Реджине так отчаянно нужна помощь.
- Я хочу… - она облизывает губы, со свистом выдыхая, - Хочу закончить круг… - нужно было рассказать ему все, что она сама знала, потому что Реджина хорошо понимала, что часы ее здравого сознания начинают близиться к минутам и если сейчас она не расскажет Кайдену все, что знает сама, есть вероятность, что ей уже никто и ничто не поможет. Кайден умный. Вместе с Гэбриэлом, они найдут способ. Следовало поделиться выводами еще с братом, но герцог не желал ничего слышать и слушать, думая, что сознание сестры слишком затуманено, чтобы делиться колдовскими истинами и помогать самой себе.
- Гэбриэл не слушает… - его сложно было в этом винить, потому что в первые свои приступы Реджина вещала о таких вещах, которые могли стереть замок к чертям собачьим и брат был готов их совершить, лишь бы помочь ей, лишь бы ее спасти. Да только в такие мгновения не знаешь точно, Реджина ли с тобой разговаривает, или за нее говорят фенрировы дети, а быть может, и сама бездна, черная, как ночь, черная, как магия, которую использовала Корбу и за которую, привычно, так дорого платила.
- Послушай ты, послушай, - просит она мужчину на выдохе, - Чужое проклятие я бы почувствовала,  я бы узнала, да и нет на Авалоне никого, кто на это бы решился, - она прижимает ладони к глазам и с силой надавливает, пытаясь отогнать видения, что одолевают ее с такой мощью, что говорить становится все сложнее, - Я не… Не ношу защит, потому что вверила свою жизнь и будущее Всеотцу, а потому, проклятие я бы ощутила совершенно точно. Не ищите там, это не проклятие, я знаю… Я создавала их десятками, ты же помнишь. Как и эти чертовы артефакты. Но эти приступы… Они не как всегда, слышишь? – она заглядывает ему в глаза, силясь выяснить, слышит ли на самом деле, - Никак не могу взять себя в руки, как будто что-то свербит, мешает. Но Гэбриэл сжег почти все вещи, с которыми я приехала. Остались только твои и его подарки. Мне нужно закончить круг, потому что… - она замолкает, словно бы подбирая слова, чтобы Кайдену стало яснее, - Потому что если это что-то извне, когда я окажусь в круге, оно потеряет силу… Но если что-то во мне, то… - то все было бесполезно, потому что приступы такой силы не одолевали ее никогда раньше. Никогда. А это значило, что Реджина дошла до того уровня магии, когда сама уже ничего не понимает и не способна остановить. А если она не может, то на Авалоне ей уже никто не поможет. Впрочем, к Фенриру все эти страхи. Она должна была попытаться сделать хоть что-то.
- Помоги мне закончить круг. Не могу стоять на ногах и ползать по полу тоже не слишком удобно, - она коротко усмехается и опирается на Кайдена, чтобы подвинуться дальше и продолжить рисовать круг. На каждый элемент уходит теперь несравнимо больше времени, чем уходило обычно и Реджина сосредотачивается так сильно, как только может, чтобы все нарисовать правильно. Она заканчивает, кажется, через целую вечность и еще одну вечность придирчиво рассматривает каждую руну, каждый завиток, каждое пятнышко.
- Помоги встать, пожалуйста, - ведьма опирается на руки мужа, а затем держится за спинку кровати, - А теперь выйди из круга, - просит женщина и когда Кайден исполняет, начинает бормотать себе вису под нос. Руны у нее под ногами вспыхивают один ряд за другим и Корбу чувствует, как из рук начинают струиться потоки давно знакомой ей магии. Она ощущает себя единовременно невероятно сильной и отвратительно слабой, но когда защита встает в полный рост, Корбу падает на каменный пол, а при первой попытке подняться, лишается чувств.

Ей ничего не снится. Впервые за много дней ей ничего не снится. Реджину не мучают кошмары и твари из бездны не приходят, чтобы причинить ей вред, напасть, или изувечить. Корбу спит глубоким, спокойным сном и ничто не тревожит ее. Несколько часов проходит, или дней? Ведьма просыпается, ощущая себя довольно недурно. Она все еще чувствует слабость, но впервые за много дней у нее ничего не болит, ее не одолевают галлюцинации, а шепот со всех сторон не сбивает с толку, лишая возможности понимать суть происходящего. Реджина даже не верит в это, садясь на постели и прислушиваясь к своим ощущениям. Руки все еще слегка подрагивают, но уж точно не трясутся, как раньше. Корбу даже встает на ноги и как раз в этот момент в комнату входит слуга.
- Принеси мне поесть, - приказывает Верховная и мальчишка словно пугается, а затем непонимающе и с неверием смотрит на женщину. Лишь через пару мгновений он активно кивает и едва ли не бежит на кухню.
Корбу охотно съедает пшеничную лепешку, запивая овощным бульоном и это не вызывает у нее ни тошноты, ни желания надеть тарелку слуге на голову. Она запивает свой первый за несколько дней обед вином и, едва мальчишка уходит, возносит хвалы Богам и благодарит Херьяна за помощь.
К моменту, как в комнату заходят брат и Кайден, Реджина уже успевает расчесать волосы и уложить их в заколку, переодеть камизу на чистую и вернуться в кровать. Корбу все еще хочется отдыхать, но резкая перемена в самочувствии не может ее не радовать. Она даже улыбается вошедшим мужчинам, давая понять, что ей стало намного лучше.
- Думаю, что вы с Каем отлично придумали, - она согласно кивает, - Не уверена, что пройду много, но мне уже намного лучше, чем было и я надеюсь, что прогулка и впрямь пойдет мне на пользу, - Гэбриэл с подозрением смотрит на сестру, потому что и такое они проходили тоже. То была не Реджина. А теперь?
- Я знаю, что это ты уронил именинный пирог Кэт, когда ей исполнялось четырнадцать, - заявляет Корбу и Гэб радостно смеется, кивая головой.
- Прикажу прислуге помочь тебе одеться. Рад, что тебе лучше.

+2

8

Реджине лучше. Это бросается в глаза, как только мужчины входит в комнату. Она спокойно полусидит-полулежит на кровати, и на ее губах улыбка, от которой на сердце Кайдена вмиг становится теплее и спокойней. Значит, она была права, круг помог и то, что на нее воздействовало, находится за его пределами. Но кто бы на Авалоне осмелился ворожить против Верховной? Этот вопрос занимал мысли Аркелла едва ли не все время. Он прокручивал его в голове, перебирая всех, кому это было, так или иначе, выгодно. Гэбриэл думал о том же и они проводили вечера, размышляя и споря о возможных вариантах, неизменно сходясь в одном – виновнику не сладко придется, когда они его найдут.
Но все это было делом ближайшего будущего, о котором они пока лишь говорили. Как бы не горячо было их обоюдное желание поквитаться за страдания Реджины и свои тревоги, прежде всего, следовало помочь самой жрице. Тем же вечером Кайден передал герцогу свой разговор с женой, вспомнив каждое слово, что она произнесла, дочерчивая круг, но как и предполагалось, Гэб не проявил энтузиазма к посланию сестры, наказав и Аркеллу не слишком-то их слушать.
- Это может быть вовсе не Реджина, Кай, - холодно заявил герцог, даже не подняв головы от очередного фолианта, в котором старался найти хоть что-то полезное, дабы помочь сестре. Они еще долго спорили, но Аркеллу так и не удалось достучаться до друга. Подвела нехватка аргументов. Но он то знал, кого слышал. Это была Реджина, а значит, все, что она ему сказала, было важным и следовало искать не проклятье, а что-то иное. Что-то такое, что они не заметили, посчитав несущественным. Посчитав это следствием, а не причиной. Придя к подобному выводу, Кай забросил копаться в древних свитках, в которых все равно по большей части ничего не понимал в силу того, что колдовские формулы и, подчас, и пояснения к ним были слишком уж витиеваты, и все равно приходилось обращаться за помощью к Гэбриэлу. Нет, пора было признать, что в штудирование древних текстов от маршала было ровно столько же пользы, сколько от герцога на поле боя. Тем более что Реджина, как мнилось Кайдену, дала им подсказку, и если уж брат не хочет слушать сестру, то он ее хорошо услышал. Вновь и вновь прокручивая слова жены в голове, маршал пытался найти то основное, с чего бы он мог начать свои поиски. Он искал причину.
Все началось с кошмаров. Кай помнил те ужасающие видения, о которых рассказывала ему Реджина, о падении Авалона и Драконьего острова, о гибели Богов и торжестве иной веры, что уничтожит саму память о них. Но даже от подобных ужасов ее должен был защитить «Свет Полуночи». Этот перстень когда-то принадлежал его отцу и был подарком герцогини Авалона, матери Реджины. По рассказам Арлетты, ее супруга в ту пору мучили настолько ужасающие кошмары, что он, храбрый воин, просыпался с криками и потом еще долго не мог успокоить бившую его дрожь. С появлением же перстня, кошмары ушли. Даря его Реджине, Кай был уверен, что сила матери поможет и дочери, но, кажется, его надежде не суждено было исполниться. Так может быть, дело было вовсе не в кошмарах? Вернее, не только в них. «Я не ношу защит, потому что вверила свою жизнь и будущее Всеотцу…» Эти слова вспыхнули в голове маршала точно пламя. Вот оно. Реджина права, говоря, что почувствовала бы, прокляни ее кто-нибудь. Но никому и не нужно было проклинать ее, потому что в первую очередь это опасно, а во вторую еще и бессмысленно. Ни одно проклятье не окажется к ней столь же жестким, как ее собственная магия. И все, что было нужно, это пошатнуть ее контроль над ней. Но Реджи сильна не только в магии, но и духом и телом, и вот тут-то как нельзя кстати пришлись кошмары. Не имея возможности как следует отдохнуть, жрица теряла силы и черная магия вырвалась из под контроля. Не проклятье. Обычное воздействие на сон и вот уже Верховная на грани безумия и…
- Что? – Кайден в несколько наигранном возмущении переводит взгляд с одной Корбу на другого. – Так это был ты? А влетело мне! – он смеется, хотя досталось ему тогда знатно, но так дело прошлое.
Они с Гэб выходят из комнаты, давая Реджине одеться для прогулки. Взглянув на друга, Кай ловит на его лице отражение той же улыбки, что теперь играет и на его губах. Реджине определенно стало лучше. Накануне они отправили в камин еще несколько, показавшихся им подозрительными вещей жрицы. Кто знает, может им, наконец, удалось избавиться от подклада?
Реджина выходит из комнаты спустя полчаса и Кай тут же предлагает ей руку, дабы жена могла на нее опереться во время ходьбы. Ей лучше, но она все еще слаба и измотана «болезнью», да и Аркеллу так не хватает ее прикосновений и близости, что он с превеликим удовольствием носил бы ее на руках. Но только они не у себя в доме, и пусть все знают об их союзе, выставлять его напоказ было не к чему. Это только их дело и их счастье. Более никого не касается.
- Я так рад, что тебе лучше, птичка, - шепчет он ей на ухо, нежно целуя в скулу, и все-таки подхватывая на руки, когда они достигают витой лестницы, ведущей во внутренний сад замка Корбу.

+2

9

Реджина не была осторожна. По мнению ряда своих коллег по ремеслу, она была беспечна, безразлична к собственной безопасности и слишком часто полагалась на одно только внутреннее чутье и голос Всеотца, что говорил ей вещи правильные и разумные, вещи, которые часто подталкивали ее совершать поступки, мотив которых был никому неведом, но приводил Верховную к нужным результатам. Ей говорили, что так нельзя. Ее учили, что так нельзя. Наставник утверждал, что Реджина, однажды, погибнет из-за своей чрезмерной уверенности в себе и во Всеотце, но ей было все равно, потому что ни одна земная воля не могла диктовать жрецу, что ему надлежит делать в обход воли его Бога. Бог Реджины говорил с нею часто и явственно. В сути, ее чутье и было его голосом и потому Корбу крайне редко ошибалась и крайне редко принимала неверные, неразумные и некорректные решения. Они были странными эти решения, они были непостоянными, они кому-то казались даже безумными, но они почти всегда били в цель.
А теперь?
А теперь Реджина чувствовала себя намного легче. Ей стало настолько лучше, насколько вообще могло стать после такой тяжелой и продолжительной болезни, после страданий и кошмаров, что она пережила за эти дни. Видят Боги, Корбу за все прошедшие дни ни разу не почувствовала себя прекраснее, чем сейчас и это заставляло ее радоваться и улыбаться текущему положению дел, но червь сомнения сидел глубоко внутри, заставляя Корбу то и дело сомневаться в сути происходящего. Что это было? Неужто защитный круг и впрямь сработал так хорошо и так прямолинейно? Да, Реджина ощущала себя человеком, который, наконец-то, сумел взять себя в руки, человеком, который победил свой недуг, но это теперь отчего-то казалось слишком простым. И Корбу никак не могла понять, что именно не так. Она слушала себя, брата и Кая, она улыбалась, но она ощущала себя так, будто что-то потеряла, чего-то лишилась, что-то шло не так, как должно было.
Тем не менее, Корбу отмахивается от дурных мыслей. Она итак слишком долго давала ход собственной болезни. Быть может, это Херьян наказывал ее за что-то и теперь, наконец, простил. Если так, то пусть так и остается, потому что Авалон нуждался в своей Верховной, герцог нуждался в своей сестре, Кайден нуждался в своей жене, а дети – в своей матери. Реджина же более всего нуждалась в единстве со Всеотцом и потому, она с большим трудом сдержалась от того, чтобы попросить Кайдена и Гэбриэла позволить ей помолиться в Святилище прежде, чем она пойдет гулять в сад. Вера ее была велика и нужда быть вместе с Вотаном – тоже. Одеваясь, Корбу шепчет молитвы, клянясь, что обязательно посетит храм и отправит культ большим ритуалом как только будет твердо стоять на ногах. Она знает, что ее Бог ее слышит. Иначе и быть не могло. И все-таки, Реджине чего-то отчаянно не хватало.
- О, каждый шаг, будто в первый раз, - Корбу тихонько смеется, чувствуя, что ей и впрямь пока сложно вот так запросто ходить, но она искренне старается, хотя и платье, и сапоги, и подбитый мехом плащ кажутся теперь чрезмерно тяжелыми и не будь ведьме так холодно, она бы охотно и с большой радостью пошла бы гулять босая и в одной нижней рубахе. К счастью, или сожалению, на дворе январь и время для этого далеко не самое подходящее.
- Ничего, бывало и хуже, это скоро пройдет, - уверенно сообщает она Кайдену и тихонько ахает, когда он подхватывает ее на руки. Качает головой. Это лишнее, разумеется. Она могла бы легко пройти и сама. Просто, быть может, не так быстро, как того ожидал от нее сам Кайден. Но едва ли ему настолько хотелось погулять в саду, что он не мог подождать пока Реджина справится сама. Она, однако, смеется проявлению этого ребячества. Где еще могло бы случиться подобное, если не в замке, где они не были под прицелом сотен глаз и досужих разговоров? В конечном счете, они оба здесь выросли и чувствовали себя в безопасности и покое куда больше, чем где бы то ни было. Реджина так уж точно. А что до Кая, то он всегда называл Авалон лишь вторым домом. Первым для него все еще оставался Драконий остров. Это не сердило и не огорчало Корбу. Но заставляло ее задумываться о том, как бы сделать наоборот.
- Я тоже рада. Надеюсь, это не означает, что ты улетишь уже завтра? – этот вопрос всегда стоит между ними. Даже если он не улетит завтра, улетит через день. Корбу знает это. Она почти к этому привыкла. Она не спорит с таким порядком вещей, потому что знает, насколько важен для Кайдена пост Первого Маршала, спокойствие острова и его благополучие. Его нельзя было в этом винить. Это ведь его дом, долг и его жизнь. И Реджина не винила. Только желала, чтобы он возвращался поскорее и улетал пореже.
Наконец, они оказываются в саду. Дорожки здесь расчищены и Корбу отмечает, что несмотря на запорошенную зелень сада, здесь все еще очень приятно. Почти как в детстве. Реджина берет Кайдена под руку и неторопливо, неуверенно идет по дорожке. Слабость одолевает неимоверная, но это кажется естественным. Она ведь столько дней была так сильно больна.
- Что там с теми происшествиями, Кай? – интересуется женщина, зная, что ей нужно быть в курсе происходящего, чтобы по возвращении в Сангреаль знать, что надлежит делать, - Есть какая-нибудь информация? – поднимая глаза на мужчину, интересуется ведьма. Перед глазами отчего-то плывет, но Корбу терпит, пока ноги не подкашиваются, вынуждая облокотиться на Кайдена.
- Ох, прости, кажется, рано мы затеяли прогулки, - тихо говорит она, хмуря лоб. Реджина не видит, но чувствует, что из носа начинает течь кровь, заливая подбородок. Она силится еще что-то сказать, но кашель, полный крови, прерывает ее вялые попытки.
В это самое мгновение Корбу осознает, чего именно ей так не хватало. Голос Всеотца и ее чутье молчали так, будто их никогда и не было.

+1

10

Разлука. С самого начала она была одной из составляющих их отношений, отравляя печалью каждый день, что они проводили вместе. Сказать, что Кайден не задумывался  о том, что такое положение дел неверно и раз уж Реджина его жена, мать его детей, то он должен быть рядом с ней. Но подобные мысли неизменно спотыкались о том немаловажный факт, что в действительности Корбу – Верховная Авалона и никогда не будет ему женой по обряду, а значит, и увезти ее на Драконий остров было невозможно. Он мог бы сам перебраться на Авалон, но не пускали Орден и память о матери. Арлетта пожертвовала собой, чтобы ее дети могли жить, вручив своему сыну пост Первого Маршала. И как теперь ему ставить Орден, что был получен им из мертвых рук горячо любимой матери. Кайден разрывался между любовью к Реджине и памятью об Арлетте и, кажется, давно уже отчаялся найти выход, уповая лишь на то, что когда Риган или кто-то из близнецов покажут себя готовыми занять его место, он со спокойной совестью уступит им правление и тогда поступит на службу в охрану Храма, как они однажды шутили с Реджиной.
Но такой исход был пока маловероятен. Риган талантливый мальчик и Дастан его хвалит, но он все еще не готов, а не был готов и сам Кай, но у него не было выбора, а подобной участи он сыну не желает. А потому им с Реджиной предстоит еще не одна горькая разлука и радостная встреча. Если только Богам не будет угодно иное.
- Нет, птичка, я никуда не улечу, - заверяет он жену, все еще удерживая ее на руках, пока они спускаются по витой лестнице. Ей лучше, но все еще следует беречь силы. Нет, конечно, Кай не сомневается, что Корбу и сама бы сумела спуститься по ступеням, пусть бы это и заняло многим больше времени, чем теперь, но ему приятно держать ее в своих руках, приятно ощущать эту тяжесть (хотя это не то слово, ведь Реджи и раньше была пушинкой, а теперь после болезни и вовсе казалась невесомой) и тепло. – Буду рядом с тобой, пока ты не поправишься, а потом мы вместе поедим к детям. Они по тебе безумно скучают.
Они выходят в усыпанный снегом сад и Кай щуриться от яркого солнца, отражающего свои лучи в сотнях маленьких зеркал – снежинках. Он ставит Реджи на землю, поправляет меховую накидку на ее плечах и ждет, пока жена возьмет его под руку. При свете дня она выглядит еще более утомленной и бледной, но постепенно щеки розовеют на морозе, а шаги становятся увереннее.
- Ничего нового, птичка, - качает головой Кай, когда Корбу спрашивает его о происшествиях, что грозили если не уничтожить, то изрядно пошатнуть союз двух островов, что так долго были едины, что давно уже являлись едва ли не одним государством. – Мои рыцари и твои жрецы обследовали каждый кусок на месте кораблекрушения. Осмотрели обломки. И все, что сумели сказать – странный пожар. Понимаешь, птичка, пламя дракона это своего рода хаос. Оно не имеет направленности… вернее, если дракон выдыхает пламя, то оно охватывает собой все, чего коснется. Но знаешь, что странно, мои рыцари утверждают, что корабль не горел… вернее, горел, но потом. Доски, что выбросило на берег, переломаны, как если бы корабль… разорвало. Как если бы огонь не обрушился на них с неба, но вырвался из трюма… Реджи?
Она спотыкается, и едва не падает, успев лишь ухватиться за него руку. Ей вновь не хорошо. И Кай спешит усадить жену на ближайшую скамейку, когда из носа Корбу начинает литься кровь, а сама она заходится в кровавом кашле. И вот она уже вновь на руках у мужа, а им на встречу спешит Гэбриэл, сдержавший свое слово быть рядом.
- Что случилось? – спрашивает он, заглядывая в лицо сестры.
- Не знаю, - бросает Кай, взглядом отстраняя герцога с дороги, чтобы внести Реджину в замок. – Мы гуляли, разговаривали, а потом… у нее пошла кровь.
Нет времени нести Реджину назад в ее покои и Аркелл уже готов толкнуть первую попавшуюся дверь, лишь бы в комнате за ней нашлось место, куда положить заходящуюся кровавым кашлем жену, но Гэб останавливает его, приказывая нести сестру в ее покои. Кай хочет возразить, а то и послать друга… за жрицами, но взгляд герцога отчего-то убеждает Маршала последовать приказу.
Когда они достигают покоев, там уже толпятся в ожидании жрицы, призванные по приказу герцога. Они распахивают двери перед Каем. Пока они гуляли, в покоях успели немного проветрить и сменить постель. Аркелл опускает Реджину на белые простыни, краем уха услышав, как что-то звякнуло у него под ногами. Темные волосы рассыпаются по подушке, но любоваться их красотой теперь точно не время. Да и Гэб оттягивает Кая прочь от постели, прося его уступить место жрецам.
- Тебе лучше уйти, - слышит Маршал сухой голос друга, но лишь делает шаг от постели, давая подойти жрецам. Под каблуком его сапога что-то жалобно хрустнуло.
- Я останусь, - качает он головой, моля Херьяна о помощи и коря себя за то, что был так неосторожен. Зачем только он потащил ее на эту прогулку. Теперь Реджине хуже и это его вина.

+1

11

Реджина не улавливает, как вновь оказывается в своей комнате, в своей кровати, в защитном круге. Ей почти сразу же становится легче, кровь начинает течь многим слабее и сон почти целиком захватывает ведьму, пока заколка не падает из волос на пол и Кайден не наступает на нее ногой.
Многим была известна простая истина: чем быстрее определено вредоносное воздействие, тем проще его убрать. Потому что с течением времени многие порчи и проклятия въедаются в саму человеческую суть, меняют его нутро, заставляя его гнить и чем дольше времени проходит, тем сложнее это исправить, в том числе и потому что боль от таких попыток почти физическая и такая острая, что захватывало дух. Реджина знает. Она проходила это сотни раз, снимая наложенный негатив с других и даже с самой себя. Она была в этом лучшей. Она была в этом безупречна. И она не могла поверить в то, что это случилось теперь и с нею, потому что казалось попросту невероятным. До того самого мгновения, как сапог Кайдена раздавил злополучную заколку.
Крик боли застывает на губах Реджины и она вырывается из объятий брата, потому что такой чудовищной боли она не ощущала еще никогда. Ей кажется, что кости перемалывают на мельнице, ей кажется, что внутренности наматывают на кулак. Реджина кричит, царапая лицо, потому что от этой боли нет спасения. На мгновение она теряет сознание, но вскоре боль возвращается и Корбу взвывает вновь, потому что никак не может совладать со страданием, что причиняет ей неизвестная сила. Никаких мыслей в эти  мгновения нет в голове, потому что Реджине упрямо кажется, что она уже мертва и попала в самую бездну, где твари всех видов попросту рвут ее на куски. Но мелькающие лица Кайдена и Гэбриэла говорят об обратном. Ведьма цепляется за их ладони, плечи, лица, но все равно не может себя преодолеть. Она единовременно ощущает себя совершенно бессильной и настолько могущественной, что кажется, будто может уничтожить весь мир. Но только уничтожить. Разорвать на куски, как теперь рвало ее саму, заполняя пространство одной лишь кровью, болью, ненавистью и злостью.
- Держи ее, - слышит Реджина сквозь какофонию ужаса. Брат вливает ей в рот горький отвар и она старательно глотает, хотя проливает половину, зная, что Гэбриэл дурного выпить не даст и делает все возможное, чтобы помочь сестре. Обезболивающее зелье и впрямь притупляет боль и все же она сильна достаточно, чтобы когда Корбу легла на бок, подтянув колени к груди, ее трясло и знобило от этой боли так сильно, как, быть может, никогда раньше.
- Еще, - шепчет она и брат услужливо подносит к ее губам еще зелье. Реджина выпивает, закашливаясь и натягивает на себя одеяло, потому что ей невероятно холодно, - В круге безопасно. И мне… - она хочет сказать, что намного легче, но понимает, что намного легче ей вовсе не от круга, а от лошадиной дозы весьма опасного отвара, что унимал боль, но брал плату привыканием и, как следствие, разумом. Нет, разум ей терять было нельзя. Это – последнее, что у нее осталось и Корбу понимала, что если она сойдет с ума окончательно и безвозвратно, ей больше не стать той, кем она являлась, не обнять Кайдена, не увидеть детей и племянников, не разделить бремя забот об Авалоне с братом. Нужно было бороться. С этим нужно было бороться.
С мыслью об этом Реджина погружается в глубокий сон, покуда последние силы ее покидают.
- Что могло произойти? – в голосе Гэбриэла звучит отчаяние, когда он отходит от кровати сестры и проводит ладонью по волосам, - Ей ведь в круге и впрямь стало лучше, - расхаживая из стороны в сторону, размышляет колдун. Взгляд его отнюдь не сразу цепляется за разломанную на три части заколку, лежащую у кровати. Мужчина хмурится, садится на корточки и подбирает украшение, которое собственными руками изготовил для Реджины и заговорил на всегда пригодную прическу. Волосы сестры были длинными, часто путались и она еще в детстве ненавидела часы проводить за тем, чтобы уложить их должным образом. Но то, что он видел теперь на этой заколке, не имело никакого отношения к тому, что сделал для сестры Гэбриэл. Разве что Реджина сама наложила на заколку что-то еще, одной ей известное, в чем нуждалась. Она не снимала подарок брата. Мужчина знал это, потому что при всей сухости характера, Корбу отличалась удивительной сентиментальностью по отношению к подаркам, которые делали ей ее близкие люди. Так что, было бы совершенно неудивительным, если бы она сама заговорила предмет, который так часто носила под какие-то иные цели, кроме вложенной братом. Но если нет…
- Кай, она говорила тебе о том, что заговорила заколку на что-то еще? – это был тычок пальцем в небо, потому что Реджина вообще могла не делиться своими магическими изысканиями с Кайденом. Но могла и поделиться. На то и был слабый расчет, полный одних лишь догадок и ничего более.
- Эту заколку подарил ей я, Кай. И я знаю, на что ее заговаривал. Это – не моя магия. Я бы узнал. И если заколка – подклад, то это сделал кто-то очень близкий ей. Кому еще мы не можем доверять? – он хмурится, протягивая вещь Кайдену, давая рассмотреть. Реджина непременно расстроится, если лишить ее любимой заколки. Но Гэбриэл готов был сотню их изготовить, лишь бы она поправилась. Так что, абсолютно ничто не мешало им швырнуть ее в огонь. К тому же, что она уже была сломана. Ничего, кроме одного. Корбу носила эту заколку очень долго. Как сильно отразится на ней уничтожение проклятого предмета, так сильно связанного с носителем?
- Насколько сильно мы навредим ей, если уничтожим? Что если вместе с заколкой сгорит и сама Реджина? – этот страх был неизбежен. Но у них не оставалось ничего, кроме этого, потому что если магия проклятого предмета была столь сильна, что задела саму Верховную, не найдется человека, который сможет расколдовать эту чертову безделушку и разорвать ее связь с Реджиной.

+1

12

Стоит только Каю отойти от постели Реджины на пару шагов, как ей тут же становиться хуже. Думать о том, что причина именно в этом, что его близость каким-то образом давала любимой женщине сил противостоять болезни, было бы весьма и весьма сладко, если бы не тот страх, что охватывает сердце маршала, наблюдающего за метаниями жрицы, слышавшего ее крики боли и отчаяния. У Гэбриэла, по всей видимости, иное мнение относительно причин приступа. Он гонит прочь жрецов, старательно прижимая к себе сестру, готовый, кажется, доверить ее теперь лишь одному Аркеллу и никому другому. Кайден и сам бросается к постели, за мгновение до того, как герцог просит его держать Реджину, пока он вливает в ее горло какой-то отвар, призванный помочь то ли с приступом, то ли с болью, то ли и с тем и с другим.
Аркелл не колдун. Он мало что понимает в зельях и травах, разве что на чисто бытовом уровне, он не может снимать боль наложением рук и залечивать ранки, как это в детстве делала сама Реджина, когда они с Кэт во время игр разбивали колени и локти. Он и не лекарь. И все что может теперь, это лишь крепко обнимать любимую, шепча ей на ухо нежные глупости, пока Гэб отпаивает ее отваром, пока приступ не ослабевает и Корбу не сворачивается клубком на постели, прижимая колени к груди и, наконец, не засыпает.
- Что это было, Гэб? – тихо спрашивает Аркелл. Укрыв Реджину одеялом, он остается стоять рядом с кроватью, не в силах сделать и шага, потому что когда он в прошлый раз  отошел, жене стало так плохо, что его до сих пор потряхивает от ужаса перед потерей.
Но Гэбриэл поглощен своими размышлениями и, кажется, даже не слышит вопроса. Напротив, он бормочет свои, расхаживая из стороны в стороны, словно дикий зверь, пойманный в клетку. Кайден хотел уже одернуть друга, поскольку шаги его тяжелых сапог кажутся слишком громкими, способными потревожить сон Реджины. Но Гэб сам внезапно останавливается, а в следующее мгновение подходит ближе, поднимая что-то с пола. В руках его сломанная заколка, что сковывала волосы жрицы. Глядя на нее, Кай смутно припоминает, как она слетела под его рукой, и тот жалобный хруст под его каблуком.
- Нет, - качает головой маршал, переводя взгляд со сломанной заколки на друга и обратно. – Мы мало говорим о таких вещах. Только если это касается детей или… Думаешь, дело в этой вещице?
В это сложно поверить. Как они сумели проглядеть очевидное, то, что Реджина всегда носила при себе, вернее на себе. Подарок брата. Незначительная безделица, призванная справляться с тяжелой, пышной копной волос Реджи. Невероятно, но так очевидно. Они сожгли все, осталось лишь это.
- Я не доверяю никому, кроме семьи, Гэб, - глухо отзывается Кай на слова герцога, рассматривая сломанное украшение на раскрытой ладони друга. Красивая вещь, изящная и в то же время строгая, как и сама Реджина. Аркелл дарил жене сотни украшений, в том числе и заколок для волос, но это, подарок брата, все равно оставалась любимой. Корбу одевала ее чаще прочих. Кайден не обижался. На что бы? Только шутил, распуская волосы Реджи ночами, что неплохо бы запереть вещицу в шкатулку, а то у него ощущение, что Гэб за ними наблюдает. Глупая шутка, но Корбу смеялась, целуя его губы, а он так любит ее смех и поцелуи.
- Ее нужно сжечь, - произносит Кай, не понимая, от чего друг медлит. У него в руках то, что сводит с ума и мучает Реджину, а всего в паре шагов камин. В огонь эту дрянь и дело с концом. Но Гэб медлит, рассуждает и словно бы не хочет расставаться со своим же подарком, пусть тот уже и сломан, и ни на что не годен.
- Она уже горит, Гэбриэл, - Кайдену больно от этих слов, и еще больнее от тех, что он еще не сказал, но должен сказать. Колдуны. Магия. Как же все сложно. В бою многим проще. В бою ты не рассуждаешь, должен ли ты убить или нет. Ты убиваешь, потому что если не ты, то тебя. Аркелл прожил жизнь сражаясь. Он и теперь в бою, только противник его сама Смерть. И для начала он поделит ее, а уже затем займется ублюдком, что осмелился поднять руку на его жену.
- А у нас есть выбор? – спрашивает Кай, забирая заколку у герцога и направляясь к камину. – Я плохо разбираюсь во всей этой вашей магической мудрости. Знаю лишь то, чему меня обучали в детстве, и что объяснила Реджина. Но даже мне ясно, что выбора у нас нет, если конечно, ты не сумеешь снять порчу. И что-то подсказывает мне, что не сумеешь. Уж прости, брат, но твоя магия уступает таланту Реджины, а эта мерзость уже едва ее не убила. Сомневаюсь, что даже если мы обшарим весь Авалон и Империю, найдем способного снять порчу. Реджина могла бы, но она, мягко говоря, не в форме. Да и времени у нас, похоже, нет. Поэтому, мы либо оставляем заколку в покое, и она завершает свое поганое дело, а мы с тобой медленно сходим с ума от чувства вины за свое бездействие, либо рискуем и бросаем ее в огонь, моля Богов о том, чтобы не ошибиться. И как по мне, возможность спасения лучше медленного отчаяния.
Аркелл стоит совсем близко к камину, ощущая жар от пылающего в нем огня. Заколка на его ладони кажется невероятно тяжелой. И как только Реджина могла носить ее целыми днями? Но правда в том, что тяжесть эта не от вещицы. Нет. Та почти невесома. Это тяжесть риска и страх потерять Реджи навсегда, делают ее такой тяжелой, что, кажется, она оттягивает руку. Тишина в комнате давит, звеня в ушах. Он должен бросить ее в огонь. Должен пойти на этот риск, наперед зная, что сойдет с ума от горя, если ошибется. Но если Реджины не станет, он в любом случае сойдет с ума. Так что да, выбора у него нет.
Кайден переводит взгляд на спящую жрицу. Сейчас ее лицо спокойно. На нем нет и намека на ту боль, что терзала ее не так давно. Он бы хотел прожить с ней всю жизнь, до самой глубокой старости, даже если после этого ему не видать Валгаллы. Кай готов заплатить холодной вечностью Хель, за краткий миг жизни с ней. Состариться вместе, увидев, как вырастут их дети и внуки. «Всеотец, молю тебя, не дай мне ошибиться. Защити ее. Наши жизни в твоих руках и оба мы служим тебе. Мой меч и мечи моих детей и внуков будут прославлять лишь Твое имя и нашу веру. Клянусь, Аргайл придет к твоему алтарю, молясь Тебе и Богам, лишь только позволь Реджине вернуться ко мне и детям, к брату и Авалону. Мы всегда были верны Тебе, Всеотец, так не оставь же нас теперь своей силой и покровительством».
Аркелл оглядывается, чтобы встретиться взглядом с Гэбриэлом. Корбу словно оцепенел в паре шагов от него. Он лишь медленно, как если бы ему было неимоверно тяжело, кивает головой и переводит взгляд на спящую сестру. Кай делает тоже самое. Он не сводит взгляда с Реджины, пока заколка летит в огонь.

Отредактировано Kaidan Arkell (2019-02-05 16:45:33)

+1

13

Тьма поглотила ее. Вокруг не было видно ничего. В этой тьме не было жизни, не было звука, не было других людей. Только Реджина. И она падала бесконечно долго, не находя сил прекратить это, не находя сил спастись, не находя сил даже, чтобы воспротивиться. Ей казалось, что все так, как должно быть. В конечном счете, если это была расплата за ее магию, то это было справедливо. Она знала, на что шла, она знала, к чему это приведет, она не хотела этого, но была многократно предупреждена и наставниками, и даже самими Богами, но проигнорировала и то, и другое, не питая надежды на спасение, но и не боясь такого конца. И вот этот конец наступил. Корбу не чувствовала страха перед происходящим, она не кричала и не просила о пощаде, потому что это финал тысячу раз продуманный и рассмотренный ею и, если быть до конца честной, она видела его многим страшнее прежнего, многим ужаснее, многим чудовищнее. Страх? Черная магия забирала многое и страх был одним из первых чувств, которые ты теряешь. Потому что эта магия сама была страхом, сама была смертью, сама была пустотой и небытием. Чего было бояться той, что отдала свою душу в обмен на силу, какой еще не знал Авалон? Чего было бояться той, что не знала ограничений в своем колдовстве и зашла в нем так далеко, что теперь не имела шанса на спасение? Ничего. Реджина думала только о том, как же не хочется ей оставлять Авалон и Драконий остров без защиты и покровительства, не подготовив себе преемника, не убедившись в том, что все будет хорошо. Будет. Она это знала. Гэбриэл, Кайден и Катриона не допустят иного и присмотрят и за островами, и за их верой, и за детьми. Им не нужна была она сама и ее помощь, чтобы справиться. Реджина знала. И все же она ощущала сожаление и тоску по тому, что оставляла в уходящем мире, который тонул в этой тьме, лишая ведьму возможности даже вспомнить то, что уже успело с нею произойти. Нет, здесь не было просвета надежды и воспоминаний о тепле жизни. Только пустота, тьма, холод и беспредельность, у которой не было ни начала, ни конца, в которой не существовало ни пространства, ни времени. Реджина не противилась. Она была готова. С тех самых минут, как впервые использовала черную магию, видят Боги, она была готова к такому и гораздо более ужасному концу.

Искра, вспышка, пламя. Боль пронзает все существо Корбу с такой силой, что тьма за секунду разрывается на куски. Реджина распахивает глаза полные боли и выгибается на кровати, крича так дико, словно с нее снимали кожу живьем. Что ж, ощущения эти были гораздо хуже, чем снятая живьем кожа. Ведьме казалось, что вся боль человечества обрушилась на нее и кровь из носа, лопнувшие в глазах капилляры и кости, что грозились сломаться от резких движений, были тому явным подтверждением. Голоса? Она ничего не слышит. Лица? Она даже не узнает ни Кайдена, ни брата. Реджина кричит, срывая голос и катается по кровати, царапая шею, грудь и руки. Никакие попытки брата ее удержать не действуют и никакие зелья ей больше не помогают. Боль такая, что Корбу ловит себя на мысли, что смерть была бы куда милосерднее и причина, по которой эта смерть к ней не приходит, ведьме не ясна. Боль кажется бесконечной, всепоглощающей, абсолютной. Женщине сложно дышать, невозможно думать и она совсем не в силах говорить, вымолвить хоть слово, чтобы попросить брата или Кайдена покончить со всем этим одним коротким ударом кинжала.

- Довольно, - голос звучит из ниоткуда и отовсюду одновременно. Время замирает и боль, словно бы, тоже прекращает свое существование на эти мгновения. Реджина не может понять, но голос кажется ей смутно знакомым, когда она выпадает из тела и наблюдает за происходящим уже со стороны. Ей кажется, что в этом голосе хриплый бас отца и нежные интонации матери, ей кажется, что в этом голосе забота брата и ласка Кайдена, ей кажется, что в нем шелест листвы Авалона и проливные дожди Драконьего острова, плач Айдена и Адоры, смех Роланда и Ригана. Что это? Корбу не знает. Она озирается по сторонам и ярчайший свет заполняет комнату. Ведьма щурится и закрывает глаза ладонью, потому что свет слепит и становится с каждым мгновением все ярче.
- Мужество не есть глупость, Реджина. Ты допустила все это сама, - ведьма все еще не в силах узнать голос и силуэт перед нею тоже едва знаком. Он меняет свою форму ежесекундно и воин мгновение назад оборачивается стариком в плаще с капюшоном теперь. Корбу опускается на колени, убежденная в том, что это Всеотец, но знать наверняка ей не дано, потому что связь с реальностью кажется давно утерянной.
- Исправь это. Авалон вверен тебе не за глупой и бессмысленной смертью. И не смей звать ее больше. Лишь норнам ведомо, когда оборвется твоя нить, - от льда в голосе стынет в жилах, но Реджина все еще не в силах поднять глаз.
Видение исчезает так же стремительно, как появляется. Тело Корбу на кровати замирает, потому что она теряет сознание, сохраняя тихое дыхание и бешеное биение сердца.

Слабые прибрежные волны теплы и приветливы. Реджина улыбается, поднимая светлое платье, окуная ноги в воду и наслаждаясь прекрасно погодой, чистым песком и близостью добрых друзей: Кайдена, Катрионы и Гэбриэла. Ей всего четырнадцать, они редко теперь собираются вместе, потому что у всех свои заботы – семьи, дети, власть, служение Богам, но в тот день им удалось немного времени провести на берегу. Пока друзья готовят пикник, девушка наслаждается водой и солнцем, смеясь и поправляя копну черных волос. Она слышит голос, что зовет ее, но голос этот, вопреки воспоминаниям, теперь не принадлежит Катрионе и с холма к ней спускается вовсе не драконья герцогиня. Прекрасная темноволосая женщина, похожая с ведьмой, как две капли воды, в легком белоснежном платье, машет Реджине рукой и с радостным смехом обнимает девушку, выводя ее из воды.
- Какая же ты выросла красавица, милая, - нежные руки гладят ее по щеке и по волосам, губы целуют в лоб и сердце Корбу отчего-то наполняется тоской, которую она уже очень давно не испытывала.
- Мама?.. – срывается с губ Корбу вопрос и она глядит на улыбающуюся женщину во все глаза, не веря в то, что это правда. Она касается матери и ощущает ее близость так же явственно, как песок у себя под ногами. Но как это возможно? Реджина даже никогда не видела Моргану, убив ее одним фактом своего рождения.
- Мама… - шепчет она на выдохе и следует за женщиной вверх по холму, оглядывая людей, что то и дело скользят мимо них, оставляя лишь отстраненное напоминание о чем-то, что Реджина никак не могла вспомнить. На вершине холма их встречает отнюдь не Гэбриэл, не Катриона и не Кайден. Там стоит отец и заключает Корбу в объятия, гладя по волосам.
- Ты так прекрасна, дитя мое, так сильна. Я горжусь тобой, милая, - Реджина окончательно теряется в ощущениях и слезы начинают струиться по ее щекам. Что происходит? Она ничего не понимает и только хватает родителей за руки, желая задать им тысячи вопросов, но чувствуя отчего-то, что они не позволят ей остаться.
- Ты должна уходить, Реджина. Чем дольше ты здесь, тем меньше возможностей вернуться, - лицо матери искажается тревогой и она смотрит Корбу в глаза. Ведьма хочет не согласиться, хочет помотать головой, но на глубоко интуитивном уровне понимает, что женщина права.
- Иди. Настанет время и ты снова придешь сюда, к нам. Но до тех пор тебе надлежит многое сделать. Они нуждаются в тебе сильнее, чем ты думаешь, Реджина. Но тебе достанет сил сделать все, что должно. Иди, - отец тороплив, но Корбу не отпускает его руку до последнего и даже когда образы отца и матери расплываются в тумане, Реджине кажется, что она держит отца за руку.

В Асхейме шел шестой день сна Верховной Жрицы.

+1


Вы здесь » Fire and Blood » Игровой архив » [31.01.3300] broken things


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно