Воспитанием, придворным этикетом, должным уважением в этой поездке даже и не пахло. Асвейг смирилась с этим очень скоро, потому что в силу известных обстоятельств ей приходилось находиться в весьма различном обществе, некоторая часть которого была очень сомнительной. Настолько сомнительной, что теперь воины Ловдунгов казались принцессе не более, чем легким выходом за пределы дозволенного. Куда больше ее волновали ее собственные фрейлины и девушка то и дело краснела за свое поведение, а потом еще и за них, вспоминая тот блистательный двор, который в чрезвычайной строгости держала мать. По-правде говоря, будь королевой Ранхильд и некоторая часть девиц, что была призвана сопровождать принцессу, оказалась бы на улице, если не еще дальше. Мать любила повторять, что репутация королевы это ее свита и потому, свиту она выбирала чрезвычайно тщательно и осторожно и дамы в этой свите вели себя безукоризненно, были набожны и никогда не подводили королеву.
Что до Асвейг, то ей слишком явственно не хватало твердости характера и стальной хватки матери, чтобы пресечь откровенно дурное поведение малой части своих фрейлин, набранных в спешке, а потому либо непроходимо глупых, либо бесполезных, либо ведущих себя, как портовые шлюхи. Принцесса знала, что так нельзя и как только она станет королевой, ей надлежит под руководством матери подобрать себе новое окружение, но сейчас она была вынуждена терпеть и делать выводы.
Прежняя свита Ранхильд и принцесс не то, чтобы испарилась, скорее затерялась в тумане войны, бегства, насилия и поражения партии Вёльсунгов. Оттого-то и с Асвейг уехала лишь пара доверенных лиц матери, ведущих себя безукоризненно и откровенно осуждающих и поведение остальных придворных дам и даже поведение самой принцессы. Что ж, как прекрасно было, что она оказалась в обществе, которое вообще не имело представления о том, что может делать принцесса, а что нет. Будь оно иначе и репутация ее пострадала бы сильнее, чем можно было себе представить. А теперь… А теперь Асвейг только и делала, что представляла, как будет краснеть, когда ее отчитает мать, или, возможно даже выдаст ей пару оплеух, чтобы привести в чувство.
Впрочем, принцесса считала, что приводить в чувство нужно не ее, а некоторую часть ее свиты, от поведения которой принцессу откровенно бросало в жар. Делать замечания прилюдно Асвейг не могла, а в дороге у нее не было достаточно времени для того, чтобы побыть со своими дамами наедине. Причина же, по которой совсем молоденькая, бледная, но то и дело краснеющая двенадцатая дочь какого-то лендрмана, помилуйте Боги, флиртовала с одним из воинов Ловдунгов, обижалась на него и даже лила слезы ночами, была для принцессы совершенно неочевидной и что именно надлежит с этим делать, девушка в силу неопытности не знала.
Она даже думала обсудить это с Ранбьорном, потому что ситуация была чудовищной по своей нелепости, но такие разговоры с королем показались Асвейг верхом абсурда и потому, она вынуждена была молча страдать от неизвестности, непонимания, недоумения и отвращения к этой странной ситуации.
Прочие дамы из свиты принцессы начали шептаться уже через неделю пути. И Асвейг понятия не имела, как они продержались так долго. Сама она ничего знать не хотела, бледнела, как только думала о том, что уже успело произойти и пришла к выводу, что лучшим выходом из ситуации будет делать вид, что ничего не было, а еще лучше – представить, что в окружении будущей королевы Эргерунда вообще нет такой девушки.
Но время шло, ситуация накалялась и единожды Асвейг довелось стать свидетелем весьма некрасивой ссоры, после которой леди просила у своей госпожи прощения, воин Ранбьорна переминался с ноги на ногу, а принцесса просила не портить ей платье слезами и соплями. Она вообще не хотела во всем этом участвовать и готова была сделать вид, что ничего не заметила, но на широко раскрытые в ужасе и недоумении глаза среагировал Ранбьорн и его воин получил выволочку, а Асвейг стала реже выходить из палатки на привалах и из кареты в пути. Стоило ли говорить, что желание ехать верхом у нее вообще пропало напрочь?
Кажется, к концу подошла вторая неделя пути, когда Асвейг почувствовала себя дурно и всю ночь проворочалась, не в силах уснуть, а потому, поднялась одной из первых и решила вместе с леди Ингстад погреться у общего костра. На карауле стояли пара воинов, еще пара сидели у того самого костра и охотно уступили место королеве и ее даме. Именно здесь, грея руки, принцесса и заметила в тени одной из палаток разговор, а если быть точнее, то спор между все той же юной леди и все тем же воином. Что могли так оживленно обсуждать люди, знакомые от силы две недели, принцессе было неведомо, но она пришла к выводу, что пока никто не видит, не мешало бы это пресечь. Леди уже собиралась плакать, разговор переходил в откровенную ссору, когда девушка встала и направилась нужную сторону.
- Миледи, не стоит этого делать, - предупреждает леди Ингстад, качая головой и вставая вслед за своей госпожой. К несчастью для себя, Асвейг оказывается посреди конфликта чересчур скоро. Желая остановить это нелепое безрассудство, девушка встает между леди и воином, чьего имени она так и не удосужилась узнать как раз в тот момент, когда в порыве гнева мужчина рассчитывал ударить леди, но вместо этого выдал непозволительную пощечину принцессе.
В ушах зазвенело, а в глазах на мгновение потемнело. Удар мужчины Асвейг выдержать была не в силах, а потому в ту же секунду осела наземь на руках леди Ингстад, очевидно, не вполне понимая, что произошло. Вокруг началась суета, принцесса зажала лицо руками, ощущая, как на губах проступила кровь. Какого драуга тут вообще происходит?

Пару ночей назад Артуру приснился нехороший сон. Он не помнил его целиком, но несколько остаточных смутных видений вызывали тревогу. В одном из них фигурировал огромный волк, чья мощная лапа оказалась зажатой тисками капкана. И снег вокруг, окрашенный кровью. Это мог быть просто сон, но Артур всегда предпочитал перестраховаться.
Поэтому, как только он узнал, что Ранбьорн вместе с будущей супругой отправились к Императору, он без малейших колебаний отправился вместе с Альбертом догонять друга. Снов, впрочем, больше не было, поэтому Артур не стал заранее говорить брату о своем беспокойстве - это могло быть простое усиление нервной подозрительности, иногда нападавшее на Артура, когда не ждали.
Но, несмотря на то, что снов больше не было, нервозность не отпускала - хоть пока что и не становилась сильнее, еле слышными молоточками постукивая где-то в груди.
Кроме того, Артура не меньше интересовала личность той девы, с которой связал себя узами брака его друг и король. Рожденная в стане врага, насколько она будет лояльна к Ранбьорну? Можно ли ей доверять? Не вызовет ли она крик банши, оплакивающую смерть их с Берти друга?
Все это необходимо было выяснить - и как можно быстрее.

Артур заметил огоньки спустя пару секунд после брата, снизившего скорость. Болот в этом регионе он не помнил, но на всякий случай достал и развернул карту, внимательно разглядывая значки и закорючки пометок. Он быстро удостоверился, что здесь сухие места, отлично подходящие для разбивки лагеря, о чем не преминул тут же сообщить Альберту. Тот, впрочем, уже успел обнаружить следы королевских повозок, полностью подтверждающих надежды близнецов.

-А быстро мы их нагнали, - порадовался Артур, которому казалось, что его ягодицы стали совершенно плоскими за время длительной гонки. - Похоже, дамы замедляют процесс.

Спуститься на землю было благословением богов. Артур пару мгновений поразминал ноги, прежде чем подхватить Эивиндра под уздцы и последовать за братом к лагерю, поплотнее надвинув капюшон и прикрыв лицо высоким воротником плаща. Игра, начавшаяся как невинный детский розыгрыш, дожила до сих пор, превратившись в неотъемлемую часть их жизни и отличный инструмент в их службе королю.
В лагере было удивительно шумно для такого времени суток - вокруг сновали солдаты, дамы, будто весь лагерь сегодня одолела бессонница. Особенно шумно было у центрального костра. Впрочем, Артур может и не обратил бы внимания на происходящее - ему хотелось поскорее увидеть Ранбьорна и убедиться, что с другом все отлично, - но Альберт остановил его, направив взгляд близнеца к крайне некрасивой ситуации, разгорающейся недалеко от костра.
Артур с трудом выносил негативно-эмоциональных, не умеющих держать себя в руках людей - особенно женщин, чьи истерики и слезы всегда повергали его в некоторый ступор. Поэтому он мог понять окаменевшее лицо воина и его гнев. Гнев, но не поднятую руку. Вот уж чего Артур никогда бы не позволил себе - так это поднять руку на какую угодно женщину. Это было просто напросто ниже его достоинства. А уж когда пощечина прилетела так и вовсе не той, кому предназначалась, Артур и ждать не стал - гневное презрение разлилось жгучей волной по ребрам, и рука сама спустила три стрелы почти одновременно.
Позорище! Воин Ловдунгов! Да у него рука после такого должна отсохнуть! - раздражение клокотало в груди, но Артур только молча последовал за Альбертом на свет, держась тенью у него за спиной с луком наготове.

Отредактировано Arthur Jessy (2019-01-31 23:07:01)

Асвейг со всем вниманием следит за тем, как отчитывает один из незнакомцев стражника и становится совершенно ясным, что это вовсе не случайные люди и далеко не благородные разбойники. Следовало понять это хотя бы из того, как они одеты, или стреляют, но в предрассветных сумерках одежды почти не разобрать, а точные выстрелы вполне могли быть делом чьей-то умелой магии. Разумный вопрос, кем являются эти люди, читается на лице Асвейг явственным любопытством, потому что принцесса успела оценить поведение незнакомцев, то, как они вступились за нее и то, как стражник повиновался их приказам. Близкие друзья Ранбьорна? Советники? Оруженосцы? А где, в таком случае, были все это время и почему не выехали из Эргерунда вместе со всеми? Вопросов было много, но принцесса не торопилась их задавать, потому что это теперь казалось не к месту.
Асвейг позволяет себе короткий кивок в ответ на извинение воина. Она остывает достаточно быстро, но боль и жар все еще жгут щеку, отчего девушка с трудом сдерживается, чтобы не начать болезненно морщиться. В палатке можно было и пустить слезу, но на людях, а тем более перед мерзавцем следовало держать себя в руках, насколько это возможно в текущем состоянии девушки.
- Нам еще не довелось встречаться, - отмечает девушка, не вполне уверенная в этом утверждении. Могло ли быть, что она не заметила телохранителей мужа раньше, или ей попросту было не до того? Да, они с Ранбьорном проводили до крайности мало времени вместе, а формальные встречи в окружении многих людей были не в счет, потому что народу было предостаточно и затеряться в толпе хоть телохранителю, хоть двоим было несложно. Что ж, если эти двое справлялись с такой задачей, значит, они и впрямь были очень и очень хороши в этом.
- Благодарю Вас, Альберт Джесси и… Артур. Я рада, что вы успели вовремя появиться, - вовремя, чтобы не поставить весь лагерь на уши, вовремя, чтобы не превратить некрасивую сцену в ужасающий скандал, вовремя, чтобы стражник не решил в порыве наделать еще больших глупостей.
- Не знаю, чем могу вас отблагодарить, однако, Его Величество еще спит, а вы, верно, устали и проголодались с дороги, - и как только им удалось догнать их, да еще и отыскать среди этой бесконечной, казалось, заснеженной пустыни? Асвейг это было неведомо, потому что в то время, как мужчины ориентировались по следам и кое-где умудрялись найти следы дороги, что непременно покажется по весне, принцессе казалось, что никакой дороги здесь никогда и не было и они бредут неизвестно куда целую вечность. Однако, по сменившемуся со временем климату и заметному потеплению, принцесса поняла, что границу Аргайла они пересечь уже успели. В самом деле, не лучше ли было отправиться в путешествие на корабле?
- Позвольте, леди Ингстад подогреет вино, или эль и достанет еду из наших запасов. Вы, верно, как раз успеете позавтракать, пока Его Величество не проснется, - оставлять новоприбывших предоставленным самим себе было невежливым, особенно после той помощи, что они оказали принцессе. Она указывает на тропу до костра и шагает по ней первой, кутаясь в подбитый мехом плащ поглубже.
- Как вам удалось нас нагнать, да еще остаться в сохранности? – спрашивает Асвейг, уже садясь у костра. Слуга подбрасывает в него поленья и скоро пламя разгорается сильнее, согревая своим теплом.
- Нас немало неприятностей ждало по дороге, и путь был весьма непростым. Успели столкнуться и с разбойниками, и с мародерами, и с голодными деревнями, и со всеми бедами, что несет за собой война, - делится принцесса, пока ее фрейлина удаляется исполнить озвученное госпожой.
- На территории Аргайла многим спокойнее, конечно. Поскорее бы добраться до столицы, - девушка качает головой, грея руки у огня, и принимает от одной из своих леди чистую ткань, смоченную одним из зелий, что принцесса взяла с собой, зная о  трудностях дороги. Асвейг морщится, с трудом сдерживая стон боли, прикладывая ее к губе, но кровь почти сразу останавливается и болит уже не так сильно.
- С вами все в порядке? Вы не ранены, не замерзли, я могу чем-то помочь? – участливость – не следствие благодарности в ответ на те действия, что мужчины успели произвести, защитив принцессу. Это привычка войны. Все гости, что прибывали в замок были либо голодны, либо устали, либо ранены, либо больны. Заботиться приходилось обо всех и теперь эта привычка не отпускает девушку, хотя позаботиться ей более всех надлежало о себе.
- Взяла из Хедебю запас зелий на все нелепые случаи с ранениями и возможными сложностями. Ранбьорн был ранен в дороге, но уже поправился. Смогу помочь и вам, если есть такая нужда.

Речь Асвейг тоже шла вразрез с ощущениями Артура. Доброжелательная, ее гостеприимство немного выбивало из колеи. Артуру было бы гораздо проще, если бы будущая королева оказалась холодной высокомерной особой... а не милосердной и благодарной девой, желающей обогреть и накормить неожиданных защитников. И часть Артура верила этому образу всецело... но вторая его половина по-прежнему застыла в позе сторожевого пса, настороженно всматриваясь в красивое чистое лицо Асвейг.
Артур мог бы понять притворство в ее речах, но... он не чувствовал притворства. По крайней мере, той его частью, что доверилась будущей королеве полностью. Кроме того, предложение ее, речь ее, ее взгляд, - все это показывало девушку, как идеально подходящую для ее будущей роли в этом разрушенном войной королевстве. Добрая, милосердная, но сильная правительница, которая сможет исцелить эту несчастную землю. То, в чем нуждались все они и чего желали всей душой.
Если бы не этот сон...
За Ранбьорна Артур пожертвовал бы всем: миром и спокойствием королевства, чужими жизнями, возможно, даже своей жизнью, сложись оно так. Единственное, что он не отдал бы - жизнь Альберта. Приоритет всей его души.
Так что, когда брат тихо предупредил не снимать капюшон, Артур согласился молча и безоговорочно. Пока он не разберется, был ли этот сон всего лишь сном... пока не убедится, что Ранбьорну ничего не угрожает... он будет лишь тенью за спиной брата. Его верным, безмолвным помощником.
Они проследовали к костру и сели у пламени - Артур вытянул ноги, чтобы с сапог стаял снег, - а сам внимательно прислушивался к разговору, протекающему между Асвейг и Альбертом. Кивнул на предложение эля с сыром - он пока что даже голода особенно не чувствовал, но это скорее потому что утомленный погоней организм еще не осознал, что не ел со вчерашнего вечера.
Чем больше он слушал вопросы Асвейг и спокойные, вежливые ответы брата, тем больше он убеждался, что будущая королева - дева, достойная трона Эргерунда. Тем больше понимал, почему Ранбьорн остановил свой взгляд именно на ней. И тем меньше понимал свои тревожные ощущения, приходившие и исчезавшие бесследно, как морские волны.
Слова Асвейг про разоренные деревни мрачной усталостью отозвались в сердце Артура - столько еще нужно было сделать, столько наладить, столько людей накормить и обогреть... и так мало людей. Так мало сил. Эта страна нуждалась в чуде, которое могли дать только Боги.
А брат неожиданно застыл, закаменел, и взгляд его... давно Артур не видел такого взгляда у Альберта - мрачного и тяжелого. Да, Аргайл... потерянная даже для воспоминаний родина. Столько историй о нем рассказывали им в детстве отец и Анна. Но любая, даже веселая и светлая история, горчила у них на языке - ведь родная земля была потеряна навек.
Артур положил руку брату на плечо, сжал пальцы, успокаивая, поддерживая, уберегая от темных мыслей. Сам он не сильно рвался в Аргайл. Страна, что погубила и изгнала их семью - он не видел в ней ничего хорошего.
Альберт похлопал его по руке, давая понять, что вернулся, и Артур тут же убрал руку.
А вскоре принесли и напитки.
Артур благодарно кивнул фрейлине, забирая у нее кружку и тарелку. Тарелку поставил на снег рядом, сделал несколько глотков эля - только чтобы промочить слегка пересохшее горло. Он не хотел сильно отвлекаться от разговора.
И правильно сделал, что не стал пить больше.
Что?!
Его мысли совпали с хрипом Альберта, резко поперхнувшегося. Артур резко вскочил на ноги, шокированный. Его тревожность взметнулась волной. Значит, не зря был сон?! Не зря мы спешили?! Он был настолько потрясен, что не заметил, как все сильнее продолжает сжимать побелевшие пальцы, ожидая ответа Асвейг. И перестарался - кружка громко треснула в его руках. Впрочем, Артур был так встревожен, что взглянув лишь мельком на тонкую струйку эля, вытекающую со дна, поставил кружку под ноги. В голове его продолжала звучать набатом фраза Асвейг: Ранбьорн был ранен в дороге...

Вы, миледи, зашили его рану? Вы, миледи, проехали голой по Хедебю? Вы, миледи, отстояли право духовенства не платить налоги? Вы, миледи, пачкали свои ручки кровью простых солдат в лазарете? Вы, миледи, испытывали сложности с едой, когда наша армия гнала вас из ваших замков и вынуждала ночевать посреди пустого поля? Вы, миледи, что-то знаете о ранениях и войне?
Асвейг так часто слышала эти вопросы, что они должны были начать вызывать у нее скуку, но они все равно вызывали у нее раздражение. Особенно, когда вопросы задавали Ловдунги, а потом строили из себя невесть что и не доверяли ее суждениям, как если бы она была настолько непроходимо глупа, что не могла сделать выводы относительно вещей, которым ее учили почти с самого рождения. Вёльсунг убеждала себя в том, что ей следует привыкнуть, потому что никто не обязан был знать ее биографию с начала жизни и до настоящего момента, она даже снисходительно принимала тот факт, что это были всего лишь Ловдунги и получить затрещину от их воина – ничего не обычного, но глядя теперь на незнакомца, принцесса почему-то все равно ощущает поверхностное, легкое раздражение, которое проглатывает и улыбается так искренне, словно бы мужчина сделал ей комплимент, а не заявил вот так прямо о ее неосведомленности.
- О, простите, милорд, - вежливо и до крайности любезно отвечает девушка, улыбаясь самой милой из своих улыбок, заученных настолько, что слегка сводило скулы. В противовес этой улыбке, взгляд Асвейг холодный точно это чертово утро, но ничем больше она своего отношения к ситуации и реплике Альберта не выдает.
- Я и не знала, что вы, как и я, обучались лекарскому искусству и работали в лазарете, зашивая чужие раны, а потому лучше меня понимаете, стоит ли опасаться за чью-либо жизнь после ранения. Но впредь обязательно буду иметь в виду, - интонации ее такие мягкие и сама Асвейг так любезно, что ни за что не заподозришь в ее словах двойного дна. Принцесса запивает свои выводы напитком из фляги, а затем прячет руки в принесенной ей фрейлиной муфте, потому что никак не может согреться. Она послушно, тихо и почти незаметно выпивает из принесенной ей склянки, кивая леди Ингстад с благодарностью за заботу и снятие боли, равно как и отека с лица. До столицы оставалось всего ничего и хотя ее провожатым этот край, очевидно, был не по нраву, она точно не могла предстать перед двором Кинтайра с опухшим лицом и разбитой губой. Подумать только, фу, что за премерзкая вульгарщина. Все, конечно, подумают, что это король виноват и будут сочувствовать бедняжке Асвейг, что оказалась в руках узурпатора, но она-то знала, что так дела не делаются и…
- Понимаю, - так же любезно отвечает принцесса, кивая головой, хотя она, конечно, ничего не понимает, потому что история незнакомцев ей неизвестна, а история религиозных гонений в Аргайле не была столь недавней, чтобы кто-то из мужчин успел ее застать. К ней этот край, по очевидным причинам, всегда был до крайности любезен и приветлив, а будь оно иначе и ее венценосные родственники в момент бы это исправили. Теперь венценосным родственником был кузен и эта поездка могла покончить со всем происходящим разом, или дать ему новый виток. Однако, об этом принцесса даже думать теперь не собиралась, потому что отчаянно боялась необходимости принять хоть какое-то решение. Она и впрямь полагала, что может сделать так, что Аргайл станет для всех присутствующих в лагере последним пристанищем и… Хель побери эту поганую ситуацию, проклятых Ловдунгов и голос матери в голове.
- Да, давайте сойдемся, - соглашается Асвейг, понимая, что развивать такую тему было бы неправильным. Здесь есть что-то личное, что принцесса невольно задевала и делать это дальше она не была намерена. Да, они слишком по-разному смотрели на одни и те же вещи и в этом не было ничего удивительного, или плохого, но могло привести разговор к неприятным граням. А там, где маячила такая перспектива, была и необходимость поскорее закончить разговор и уйти, чтобы ненароком никого не обидеть. Особенно нехорошо это было бы в отношении людей, которые полчаса назад выступили в качестве твоих защитников.
- Милорды, - поднимаясь со своего места, обращается принцесса к своим новым знакомым, - Еще раз благодарю вас за оказанную помощь и прошу прощения, если ненароком задела неприятные для вас темы в разговоре. Вынуждена вас оставить и начать сборы, дабы не задерживать никого к моменту, как Его Величество проснется. Рада была познакомиться. Если будете в чем-то нуждаться, всегда рада помочь, - Асвейг коротко улыбается, сложив руки на животе, а затем поворачивается к мужчинам спиной и переступает настил, на котором только что сидела. Собраться и впрямь не мешало бы, равно как и отогреть руки в своей палатке, подальше от разговоров о ранении короля и недостатках Аргайла.