1 января 2300 года. Ярлство Ругаланд. Замок Сённерборг.

Здравствуй, дорогая сестра.

Мы не связывались с тобой через палантиры так давно, что я даже не знаю, есть ли твоя часть магического зеркала у тебя все еще, или ты давно забыла о ее существовании, или потеряла. Ты ведь знаешь, дни были тяжелые для нас обеих и порой мне до сих пор кажется, что все это – страшный сон. Сначала смерть твоего супруга, затем поражение нашего дома в этой бесконечной войне. Мы остались одни на всем белом свете друг у друга, но даже нас двоих разделяют расстояния и мне стыдно признаться в этом, но я не помню твоего лица, моя дорогая Ранхильд, и даже имя твое теперь звучит иначе.

Я не знаю, что мне надлежит сказать тебе теперь, что написать и о чем поведать. Конечно, ты знаешь, что наш отец и наши братья в решающий день великой сечи, в священный Самайн пали на поле битвы, оставив страну в руках узурпатора. Сам Эйрик, однако, тоже отдал свою жизнь в этой битве и на трон сел его старший сын – Ранбьорн Ловдунг, тот самый, для которого уже однажды просил мою руку его ублюдок-отец. Не знаю, что это за чудовище и кто он такой, но говорят, что народ не поддерживает его, как отказывают в поддержке и многие ярлы. Говорят, что для преодоления кризиса он сохранит нам жизни, потому что в противном случае, его съедят его собственные вассалы из числа тех, что все еще верны нашей династии. Говорят, что мне все-таки придется стать его женой. И это меня ужасает.

Сразу после поражения мы бежали из Хедебю и направились в замок нашей матери, родовую твердыню Эдлингов – Сённерборг. Помнишь ли ты этот замок, длинные коридоры которого похожи на лабиринты? Помнишь ли ты Эргерунд все еще, Ранхильд? Я спрашиваю тебя об этом, потому что идет уже не первый мой месяц в этих стенах и мне кажется, что я сама начинаю забывать, как выглядит столица, как выглядит Хедебю, как выглядят просторы нашей страны. Ты же и вовсе преисполнена скорби по тем событиям, что пытались сокрушить тебя, но, я уверена, потерпели в этом поражение. Ты всегда была сильной, многим сильнее меня и я убеждена, что бы ни случилось в Гардарике, ты с этим справишься. И я знаю, тебе вовсе не обязательно помнить, как выглядит Эргерунд.

Мы обе потеряли семью и мы обе утратили нечто большее и все-таки я пишу тебе, потому что чувствую, что несмотря на потери и расстояния, мы все еще сестры и остаемся едиными, несмотря ни на что. Прошу тебя, если получишь это письмо, поскорее напиши мне ответ. Я хочу знать, все ли с тобой в порядке. Хочу знать, все ли в порядке с Ратибором. Хочу знать, что ты смогла пережить все тяготы, что отчасти едины для нас.

Не знаю, как скоро нам удастся связаться снова и сохранит ли узурпатор жизнь мне, сестрам и матери, но я знаю, что даже если нет, кровь Вельсунгов всегда будет течь в твоих жилах и жилах твоего сына, а ты не забудешь этого и не простишь всего, что уже успело случиться и всего, чему еще предстоит произойти.

Твоя сестра,
Асвейг Вёльсунг.

Ночь с 1 на 2 января 2300 года. Ярлство Ругаланд. Замок Сённерборг.

Моя дорогая Ранхильд.

Не знаю даже, зовет ли тебя еще хоть кто-то так же, как зову тебя я, но несмотря на то, что для всех ты уже давно Великая Княгиня Рогнеда, для меня ты навсегда останешься моей дорогой Ранхильд и прости мне эту слабость, если имя то тебе теперь чуждо и неприятно.

Помнишь, как отец после того, как я проехала по городу обнаженной, отстаивая право духовенства не платить налоги, сказал, что теперь ни один мужчина не возьмет меня замуж? Ты даже представить себе не можешь, как бы я была рада теперь, если бы он оказался прав. Но он ошибся. Говорят, что узурпатору все равно. Ему безразлична моя честь, или мое бесчестье. Ему важно лишь, что мое имя и мое лицо знают, ему важно, что меня помнят, как дочь нашего отца. Говорят, так он надеется успокоить и простых людей, и ярлов, и жрецов, примирив две династии. И я одновременно безмерно боюсь этого, потому что быть замужем за ловдунгским выродком претит мне, и желаю, потому что это означает, что и я, и наша мать, и наши сестры останутся живы. Ты уезжала, когда Аслоуг только-только родилась, а теперь она – весьма своевольная и бойкая юная леди, что мечтает стать девой щита. И у меня сердце сжимается о мысли о том, что она может стать жертвой этой кровавой войны, как стали все мы. Что же до Асхильд, то она расцвела и сложись все иначе, все лорды королевства складывали бы у ее ног цветы и свои копья, чтобы только взять ее в жены. И я благодарю Богов за то, что ублюдок не видел ее. В противном случае, он бы непременно пожелал жениться на ней, а не на мне.

Наша матушка… Я не знаю, дорогая сестра. Раньше мне казалось, что королеву ничто не может сломить. Твердость ее духа была для меня образцом, но 31 октября, в этот проклятый, а не благословенный отныне день, она потеряла почти всех своих сыновей и мужа. Клянусь всеми Богами, что в ней что-то сломалось. Она иногда дни проводит за созерцанием восходов и закатов и не говорит ни слова. Помнишь, придворные шептались о том, что она ведьма и потому совсем не стареет? Мне кажется, что за эти дни она постарела на все годы, что была должна.

[Дальше текст написан на древнем наречии, а местами шифром, который сестры изобрели еще будучи совсем девочками].

Надежда, однако, не покинула ни нас, ни ее и я убеждена, что все эти дни она думает лишь об одном: как восстановить династию Вёльсунгов на троне. Это не ошибка, сестра. Нет нужды сверяться с нашим шифром. Вопреки молве, наш младший брат, Магнус, жив и здоров, он с нами, но останется здесь ненадолго и уже на днях он будет передан в руки Верховной Жрицы Авалона, леди Реджины Корбу, что поддерживает давнюю дружбу с нашей матерью. На Авалоне, за туманами, узурпатор не достанет его как бы ни желал, а у нас будет время для того, чтобы поднять восстание и свергнуть мерзавца. Пока ситуация это позволяет и многие ярлы лишь ждут приказа, чтобы начать действовать. А ты знаешь, наша мать умеет это лучше всего, отдавать приказы.

Это, однако, является причиной и моих страхов, тревог и беспокойств. Не подумай обо мне дурно: я скорблю по братьям и отцу, я тревожусь о тебе, матери и сестрах, я хочу видеть Магнуса на троне, однако, Ранхильд, это означает, что нас ждет еще одна война: жестокая, кровопролитная и бескомпромиссная. Хочу ли я этого? Хочет ли этого мать? Стоит ли месть отнятых жизней? Эргерунд стонет под гнетом противостояния, что длилось три десятилетия. Здесь нечего есть, крестьяне замерзают и умирают от голода, бонды не могут управлять землями, потому что и управлять нечем. Война отнимет последнюю надежду на то, что Эргерунд выживет. Не окажется ли так, что нашему Магнусу придется править вытоптанной, выжженной и мертвой землей?

Я жалею о том, что я не могу увидеть Ратибора. Я жалею, что не могу увидеть тебя. Быть может, это покажется тебе странным, однако, мне кажется, что даже сквозь расстояние нас связывает невидимая нить. Я верю в то, что твой сын похож на своих северных предков и я верю в то, что он вырастет могучим воином, как и они, с тем, чтобы защитить свой престол и тебя. И эта северная кровь станет его благословением, а не поводом усомниться в его родстве с Великим Кязем. До тех же пор, убеждена, ты будешь прекрасным регентом и сделаешь все для сохранения его в безопасности. Я знаю, что не в моем положении предлагать тебе помощь, но если будет хоть что-то, чем я смогу тебе помочь, ты всегда сможешь на меня положиться, уверяю тебя.

В Ругаланде уже глубокая ночь и ветра завывают, точно сам Фенрир, скованный волшебной цепью. Знаешь, порой мне кажется, что он уже давно сорвался и Рагнарек близится к своему началу. Но даже если так, я верю в то, что Один не оставил нас, а в его тени и под его защитой мне не страшно сражаться даже с самыми опасными врагами. Пусть же не будет страшно и тебе, дорогая сестра, ни в эту ночь, ни в одну из последующих, под сенью твоих Богов, хоть и верю я, что они и по сей день у нас общие.

Доброй ночи тебе, Ранхильд, и нашему Ратибору.
Да хранят вас Боги.

Твоя сестра,
Асвейг Вёльсунг.

Ночь с 6 на 7 января 2300 года. Ярлство Ругаланд. Замок Сённерборг.

[Все письмо написано шифром]

Моя возлюбленная сестра.

Прости, что не писала тебе так долго. На несколько дней мы отлучались из замка для того, чтобы передать Магнуса в надежные руки и уберечь его от злой воли узурпатора и его семьи. Это было непросто. Магнус не хотел уезжать и только клятва матери, что совсем скоро он вернется в Эргерунд королем убедила его отбыть вместе со жрицей. Я понимаю его. Он потерял всю свою семью и не хотел терять еще и нас, но так было нужно. Находись мы в иной ситуации, и я бы попросила тебя приютить брата, но теперь понимаю, что тебе ныне совсем не до того. Магнус будет в порядке, мы не могли бы найти для него места безопаснее, хотя я и считаю, что ярлы, которые сохраняют нам лояльность, должны знать своего короля и ему не надлежало уезжать хотя бы какое-то время. Забота о его безопасности, однако, имеет куда большее теперь значение. Но я верю, что однажды он вернется в Эргерунд королем.

Сегодня утром прибыли гонцы от узурпатора. Мы вовремя успели передать Магнуса, потому что я убеждена в том, что ему не удалось бы выжить, если бы его увидели здесь. Вопреки ожиданиям, они вели себя достаточно почтительно и не выказывали никакой угрозы. Веришь, Аслоуг даже порывалась выйти встречать их сама. Встретили их, однако, мы вместе. Король Ранбьорн, первый своего имени, а именно так именует себя узурпатор, приглашает нас ко двору. В письме он называет мать вдовствующей королевой, а нас принцессами и это слишком явственно намекает на то, что он намерен сохранить за нами титулы. Для чего? Я думаю, что ты знаешь это и без меня. Жениться на Ее Высочестве, принцессе Асвейг Вёльсунг ему сподручнее и выгоднее, чем на леди Асвейг Вёльсунг. Малая надежда на то, что слухи о возможности нашего брака – всего лишь слухи, испаряется на глазах.

Завтра уже начнутся сборы. Мы возвращаемся в Хедебю и я молю Богов о том, чтобы узурпатор пощадил мать и сестер, хотя и считаю это унизительным. Мать говорит, что мертвыми, но с честью, мы ничем не поможем своей династии и Магнусу, но как по мне, бесчестье куда хуже смерти и поражения династии. Наш отец и братья ушли, достойные своих великих предков. А мы? Мы должны терпеть узурпатора, а я, быть может, стать его женой. Это ужасает меня и заставляет испытывать отвращение к самой себе. Но в конечном счете, мы ведь все делаем то, что должно, правда? Я тоже сделаю. Но в отличие от матери, я не могу обещать, что буду молчать и подчиняться. Если этого ждет от меня мать, если этого ждут ярлы и узурпатор, то будь они все тысячу раз прокляты в своих ожиданиях.

Прости, что я пишу тебе все это. Я знаю, что и тебе приходится ничуть не легче нашего. Я знаю, что ты тоже многое потеряла и делаешь все, чтобы остаться при своем. Знай, что я горжусь тобой. Хотя ты и младше меня на год, ты всегда была моей старшей сестрой, Ранхильд. Но я обещаю тебе, что однажды это изменится. А пока я исполняю твою просьбу и еще до нашего отъезда из Ругаланда направляю к тебе Агмунда Викара – хускарла нашего отца, что до последнего бился с ним плечом к плечу на поле боя и был тяжело ранен. Его выходила наша мать и он остался, чтобы охранять нас, но полагаю, что он теперь многим нужнее тебе. Он отбудет из Ругаланда уже завтра утром. С ним я передам тебе немного магических даров нашей матери для защиты тебя и Ратибора, ибо тревога ее за вас ничуть не меньше, чем прежде. Агмунд – надежный воин и верен нашей семье до последней капли крови, поэтому, не сомневайся в нем. Его боевой опыт велик, он силен, как десять воинов и он уже был недолгое время наставником Магнуса, поэтому и с Ратибором должен суметь подружиться. Не пугайся его напускной суровости. Он не слишком доволен тем, что его отсылают, когда нам грозит опасность, но вернее человека Эргерунд не знает и он будет служить тебе до конца своих дней.

Не страшись того, что я не буду писать тебе в ближайшие дни. Сборы занимают нас целиком и полностью, нам предстоит долгий путь до Хедебю, но я обещаю, что напишу тебе, как только мы доберемся и у меня появится такая возможность.

С надеждой на скорую встречу.

Твоя сестра,
Асвейг Вёльсунг.

Ночь с 20 на 21 января 2300 года. Эргерунд. Хедебю.

[Все письмо написано шифром]

Моя дорогая Ранхильд.

Я боялась, что мне уже не доведется написать тебе ни единого письма, потому что мы отправились в логово к зверю и оказались здесь даже быстрее, чем я ожидала. Теперь все письма я буду писать только шифром. Если увидишь здесь эргерундский, знай, что это пишу не я и к написанному не имею никакого отношения. В иное время такие меры показались бы мне чрезмерными, близкими к паранойе, но сейчас я полагаю, что это – меньшее из того, что я могу сделать. Потому что хоть нас и приняли сообразно нашим титулам, за каждым нашим шагом наблюдают и только идиотки полагали бы иначе. Свита, назначенная королем, доносит о каждом шаге, а после всего, что нам довелось узреть и услышать сегодня, убеждена, что в ближайшее время иначе не станет. Нам не доверяют. Что ж, по крайней мере, у короля и его дяди есть разум. Немаловажный фактор для людей, которые собираются править нашей страной.

Мы прибыли в Хедебю в полдень. Король принял нас совместно со всеми ярлами. Я говорила тебе, что Сигрун, жена нашего старшего брата, кронпринца Эйнара, потеряла всех своих братьев и под ее началом теперь сразу два ярлства? Как ярл, она тоже была там. Мое сердце остановилось, когда я ее увидела, но, видят Боги, судьба не просто так свела ее с Эйнаром и если бы Сигрун довелось стать королевой, она была бы самой яростной и самой прекрасной из них всех. Судьба обошлась с нею жестоко. Но она держится с величайшим достоинством, с каким и должно держаться вдовствующей принцессе Вёльсунгов. Но главное, что мне надлежит сказать тебе, потому что ни с кем больше поделиться я не смею: она ждет ребенка. Она ждет ребенка от нашего брата и если только это будет мальчик, у нас появится еще одна надежда. Племянник, сын нашего брата.

Впрочем, неизвестно, что уготовили нам Боги, а потому, не будем пока об этом.

Многие ярлы были там. Многие из тех, кто верой и правдой служил нашему отцу. Они не забыли. Они помнят. Они не напуганы. Не знаю, как долго они будут оставаться ярлами, но король не спешит делать решительных шагов. Знаешь, я слышала, что Эйрик был редким ублюдком. Быть может, Ранбьорн умело скрывается, но пока он не похож на короля, который готов лить еще больше крови. Я ненавижу его и всю его семью, но отец говорил, что врага нужно оценивать сообразно его талантам. Что ж, в таком случае, должна сказать, что этот человек не лишен разума и если он в самом деле такой великий воин, как о нем говорят, то его таланты политика не многим больше половины слабее его талантов полководца.

Никто не обидел и не оскорбил нас. Он сразу заявил, что желает жениться на мне. Не было никаких предварительных попыток выяснить наше мнение, он на глазах у всех ярлов попросил у нашей матери моей руки. И тут произошло невероятное, я до сих пор глупо смеюсь, когда вспоминаю это, потому что стоило мне только озвучить, что я не стану женой узурпатора, как малышка Аслоуг залезла на трон и с него заявила, что станет женой Ранбьорна, потребовав принести ей пирожных. Клянусь Богами, улыбки не сумели сдержать даже самые суровые ярлы. Аслоуг никто не наказал и она получила свои пирожные, но сдается мне, она единственная могла бы быть счастливой, став королевой Эргерунда в таких условиях.

Ярлы настроены неоднозначно. Есть те, кто поддерживает Ранбьорна безоговорочно. Есть те, кто не поддерживает его вовсе и лишь таится. Есть те, кто высказывают упреки ему в лицо. А есть те, кто готовы поддержать его под условием брака со мной. Знаешь, Эргерунд устал от войны и говорят, что он стонет под гнетом голода, холода, болезней и страхов. А потому, решимость многих ярлов гаснет. За что воевать, если не будет ни земли, ни народа, только холодная пустыня и смерть? Не могу сказать, что не понимаю их. И вместе с тем страстно желаю отмщения. Как жить, уместив в сердце своем два этих чувства? Мне неизвестно, Ранхильд. Но мне придется это сделать, потому что стране нужна королева, способная ей помочь. А пока я не являюсь даже принцессой, способной на это.

Что бы там ни было, очевидно одно, моя дорогая сестра: мне предстоит стать женой узурпатора и едва ли найдется воля, способная сломить этот ход вещей.

Мы ненавидели Ловдунгов так долго, Ранхильд, нас учили ненавидеть их все это время, но что если эта ненависть теперь приведет лишь к еще большей боли и кровопролитию? Но могу ли я называться дочерью своего отца, если не отомщу за него, или хотя бы не попытаюсь? Меня ждет стыд и вечный позор перед лицом предков и мне никогда не войти с ними в одни залы Вальгаллы, потому что всю смелость я израсходовала на споры с отцом, в то время как должна была израсходовать ее на месть, раз уж не смогла на победу.

Пока не знаю, когда будет свадьба, Ранхильд. Но я искренне надеюсь и жду, что смогу увидеть тебя, Ратибора и других гостей из Гардарики вместе с тобой. Мне кажется, что Гардарика теперь хранит больше частей нашего дома, чем Эргерунд. Она хранит нашу семью: тебя и Ратибора, а у нас нет и не будет ничего ценнее этого.

В Эргерунде все еще холодно. Никак не могу согреться. Лишь твои письма греют мне душу, заставляя вспоминать, кто мы есть. Пиши мне почаще, дорогая сестра. Я буду отвечать, как только смогу.

Безмерно скучаю за тобой.

Твоя сестра,
Асвейг Вёльсунг.

Январь 3300 года. Эргерунд. Хедебю.

[Все письмо написано шифром]

Моя дорогая Ранхильд.

Это так больно, как если бы в груди у меня горел весь Муспельхейм разом. Я рада и благодарю Богов за то, что ты не здесь, за то, что ты не видишь того, что вижу тут я. Мыслила ли ты когда-нибудь, что в тронном зале мы будем видеть не гордого волка нашего отца, но знамена Ловдунгов? Мыслила ли ты когда-нибудь, что мы будем идти по замку и понимать, что это больше не наш дом? Мыслила ли ты о том, что когда-нибудь покои королевы займу я, а не наша мать?

Я не могла помыслить.

Но я здесь теперь. И все это происходит со мной наяву, а не в пугающем своей реалистичностью сне. И, видят Боги, я бы больше всего прочего желала бы отправиться вслед за отцом и братьями, чтобы не видеть этого.

Скажи, что делают женщины в этом мире, когда братья их, мужья и отцы погибают?
Кто-то в Хедебю говорит, что берутся за меч.
И я бы хотела этого.
Забавно. Здесь не устают повторять, что если бы я сделала это, я стала бы символом восстания, какое не смог бы перебить ни один Ловдунг.
Но мать никогда не позволит мне этого, потому что считает, что мы достаточно крови пролили в бесконечной войне. Настало время вести войну иначе. Настало время вести войну так, как ведет ее она.

Я думаю, что я не готова к этому. О, Ранхильд, больше всего на свете мне хочется срывать со стен знамена ублюдков и кричать, чтобы они убирались. Больше всего на свете мне хочется пустить их кровь, или увидеть, как они захлебываются ядом. Больше всего на свете мне хочется выцарапать глаза мерзавцу-узурпатору и его семье. Но я не могу. Я не должна. Я ведь…
А, впрочем, кто я теперь?
Есть ли я вообще теперь? Если не существует больше Вёльсунгов, значит ли это, что не существую и я? Это кажется мне справедливым и даже очень разумным. Но я знаю, что мать будет спекулировать на памяти нашей династии до конца своих дней, пытаясь возвести на трон Магнуса.
Правильно ли это? Да. Я знаю, что лишь он – законный король Эргерунда. Но я не знаю, достанет ли нам сил исполнить свой долг и сделать то, что требует от нас наше имя, наша кровь и наша принадлежность к великой династии.
Видят Боги, больше всего на свете, я бы хотела в один момент понять, что все это – просто страшный сон.

В эти дни я бесцельно брожу по коридорам замка, что пытается прийти в себя под новым началом. Слуги исправно исполняют свой долг и кланяются мне и матери, но повсюду шпионы. Я знаю, что здесь никому нельзя доверять и мне приходится молчать намного больше, чем говорить, хотя будь моя воля и я бы кричала. О мести. О ненависти. О возмездии. О воле Богов.
Однако, раз уж отец наш и братья проиграли, не значит ли это, что Боги от нас отвернулись? У меня нет ответа. Или я слишком боюсь его услышать, а тем более – озвучить.

Как бы там ни было, но я следую наущениям матери. Я стараюсь держать себя в руках, хотя с каждым днем мне дается это все сложнее и сложнее.

Скоро Ранбьорну предстоит визит в Аргайл. И я свято верю, надеюсь и жду, что там его вздернут, или не удостоят даже такой чести. Что делают с узурпаторами, предателями и преступниками в Фир Болге? Я надеюсь, что это будет самая страшная казнь.

Предсказать этого, однако, не может никто. На трон сел наш кузен и Эдельвульф, каким я его помню, был кузеном гораздо больше, чем принцем империи. Изменилось ли что-то? Я не знаю. Говорят, у него нет опыта. Говорят, у него много врагов. Говорят…
Все это пустое. Пока мы не увидимся, я не смогу сказать точно.

Да, Ранбьорн хочет, чтобы я ехала с ним в Аргайл. Держу пари, желает, чтобы император благословил наш брак и заключил с ним соглашение. Достанет ли мне сил не умолять брата отказать Ловдунгу?
Не знаю, дорогая сестра.
Уповаю лишь на Богов и на разум нашей матушки.
Ибо мой, как мне кажется, подводит меня теперь.

С любовью.

Твоя сестра,
Асвейг Вёльсунг.

31 января 3300 года. Эргерунд. Хедебю.

[Все письмо написано шифром]

Моя дорогая Ранхильд.
Я помню, как ты уезжала в Гардарику и я помню тот гнев, что испытывала по отношению к отцу за то, что он отсылает тебя в неизвестную нам страну, в чужую и чуждую. Несмотря на религиозные различия, мне кажется, что даже Аргайл был бы более подходящим местом ведь там хотя бы была одна лишь родня, что никогда бы не дала нас в обиду. Но на самом деле, мне было все равно, куда именно тебя отправят. Потому что я злилась вовсе не из-за выбора отца, я злилась по совсем иной причине. Я злилась, потому что нас разлучают и отчаянно боялась, что между нами никогда больше не будет той связи, что была прежде. Но теперь я вижу, что это не так. Несмотря на то, что мы обе выросли, мы все еще те же. Ты все еще моя сестра. Я все еще люблю тебя. Ты все еще большая часть моей семьи и меня самой.

Хотя ты и потеряла Ярослава, я рада слышать от тебя, что было время на чужбине, когда ты была любима и счастлива. Я знаю, как тяжело терять близких людей и гнев заполняет мое сердце, когда я вновь обращаюсь к мыслям о потере отца и братьев, но любить и потерять лучше, чем не любить никогда. И хотя наши близкие мертвы, будь то отец, братья, или твой супруг, они всегда будут живы в наших сердцах. И это останется неизменным.

Я знаю, что в твоих словах есть мудрость, я знаю, что остановиться и поставить точку было бы правильным. Но разве не будет это предательством нашей семьи, нашего отца и нашего брата? Да и кем станет Магнус, если он не станет королем? Вечным изгнанником? Жизнь на Авалоне, как говорят, не так уж плоха, но значит ли это, что наш брат может провести там всю свою жизнь, не думая о том, кем он мог бы стать, не лелея мечты о мести, а значит, о новой войне?
Все эти вопросы не дают мне спать точно так же, как не дают знамена Ловдунгов на стенах. Все здесь знают, что вскоре я стану женой Ранбьорна, некоторые даже умудряются поздравлять меня с этим, но я не могу думать и об этом, не хочу даже представлять.

Что ж, у меня будет время, чтобы принять все это.

Завтра мы начинаем свой путь в Аргайл. Ты знаешь, что дорога до него не близкая, а после войны, с голодом и холодом – еще и опасная. Не знаю, как быстро нам удастся добраться, но я буду писать тебе по мере возможности, так, чтобы мои фрейлины-шпионки не могли доложить об этом королю, или кому бы то ни было еще.

Мне предстоит вдвойне долгий путь, потому что именно в пути мне предстоит решить, что сказать Эдельвульфу. Если от моего слова хоть что-то зависит, мне надлежит попросить его убить узурпатора. Но если нет, возможно, мне стоит убить его самой.

Как бы там ни было, посылаю тебе свою сестринскую любовь и благословение. Да хранят тебя и Ратибора Боги.
Твоя сестра,
Асвейг Вёльсунг.

5 февраля 3300 года. По дороге из Эргерунда в Аргайл.

[Все письмо написано шифром]

Моя дорогая Ранхильд.
Многое из того, что ты мне пишешь, остается для меня непонятным и неизвестным. Как ни убеждал нас отец в том, что Эргерунд и Гардарика чрезвычайно похожи, едва ли это на самом деле так. Говорил он и о схожести наших Богов, но разве могут быть одни Боги похожи на других? Разве можно заменить одних другими? Это всегда оставалось для меня непонятным. Но как бы то ни было, я рада тому, что ты осталась верна Богам своей родины и нашей семьи. Вопреки тому, что говорит Асхильд, я верю в то, что они вовсе нас не оставили и не позабыли о нашей семье, о нашей стране и о нашем брате.

Что же касается Гардарики, то прошу тебя, дорогая сестра, поведай мне о том, как все устроено в королевстве, где теперь ты правишь единолично. Я слышала… А, впрочем, все пустое. Расскажи мне сама, ибо тебе всегда лучше давалось понимание государства и воли государевой на тех занятиях, что довелось нам пройти вместе. Что за княжества, позволяющие себе слишком много свободы? Что за люди, смеющие не уважать вдову дроттинна? Что за подданные, смеющие оспаривать власть прямого наследника короля, что не был ни низвергнут, ни отречен от своего престола? А что жрецы? Неужто нет того дроттара, что мог бы встать на твою сторону и сторону твоего сына? Расскажи, прошу, расскажи мне все. Я жалею о том, что мне не довелось побывать в Гардарике, но я верю в то, что вскоре мы сможем это исправить. Если стану королевой, первым делом отправлюсь к тебе. Потому что больше всего прочего, желаю узнать твою новую страну, новую тебя и нашего Ратибора. Это и грустно, и смешно, моя дорогая сестра. Еще вчера мы сами были детьми. А уже сегодня у тебя есть ребенок.

Отчего же Ратибор болен оказался, сестра? Не нужно ли прислать тебе кого-то из жрецов, чтобы за ним и за тобой присматривали и берегли ваше здоровье? Я рада, что ты обрела верного, как я надеюсь, соратника и друга, но все же, прошу тебя быть осторожной. Кто знает, что кроется за обманчивым первым впечатлением, моя дорогая Ранхильд. Надеюсь, что ты не ошибаешься. Потому что знаю, как одиноко бывает без близких людей рядом, без человека, которого ты можешь назвать другом. Верю, что если этот человек достоин твоей дружбы, то Боги послали его тебе не напрасно. А все-таки имя его звучит уху непривычно. Но обещаю выучить его до того дня, как приедешь ты погостить в Эргерунд.

Как и было обещано, мы пустились в пусть до Аргайла, моя дорогая сестра. Скажу тебе честно, я не знаю, чем именно этот путь обернется, потому как страна разорена и голодна. Теперь я вижу это явственнее всего прочего на свете. Видят Боги, мне жаль созерцать Эргерунд в таком состоянии. И видят Боги, я знаю, что если допущу это, то вновь будет война. Теперь уже ради власти нашего брата.

Вопросы, которые ты задаешь мне, хоть и режут ножом по сердцу, заставляют меня раз от раза обращаться к своим собственным соображениям относительно будущего нашей страны. Магнус – ребенок. Мальчишка, который хорошо держится в седле и подает надежды, как воин, но ты права. Его никогда не готовили к правлению и скажу тебе честно, я не думаю, что на Авалоне к этому смогут подготовить. Если честно, я вообще не знаю, к чему его смогут подготовить на Авалоне. У меня есть ощущение, что когда он пересек туманы, он перестал быть нашим братом и теперь нас разделяет не только расстояние, но даже кровь.

Я могу сказать об этом лишь тебе одной: я не знаю, хочу ли я, чтобы он восходил на трон. Но я не знаю, смогу ли когда-нибудь простить смерть наших родных. Ради будущего Эргерунда, возможно, мне следует отпустить случившееся. Но ради будущего семьи, памяти отца и братьев, я должна перерезать глотку Ловдунгу собственными руками и это… Возможно, это выше моих сил. Что, однако, не отменяет того факта, что это с радостью сделает наша мать, если только ей представится возможность. Что бы я ни решила, Ранхильд, она никогда не простит и никогда не отступится. Я понимаю ее. Эта война и ее итог забрали у нее все, что ей принадлежало, всех, кого она любила и с кем хотела бы быть. Пожалуй, это слишком жестоко даже для женщины, что стояла прямо в самые отчаянные времена.

Что ж. Как бы там ни было, а мы теперь отправляемся к нашему кузену-императору. Эдельвульф молод и горяч. Не знаю, как он воспримет слова о наших злоключениях и стоит ли вообще говорить об этом. Императрица Сесилия, его мать, была нашей теткой и теперь мне кажется, что эти узы связывают нас сильнее, чем я ожидала. Если это так, то Ранбьорн Ловдунг может не вернуться из Кинтайра. Желаю я этого, или нет, я не могу сказать. Хорошо, что в пути у меня будет время, чтобы подумать.

Теперь же, моя дорогая Ранхильд, я отправляюсь к нашему костру, потому что в ледяной эргерундской ночи мои руки мерзнут быстрее, чем хотелось бы.

Добрых тебе снов, Ранхильд.

Твоя сестра,
Асвейг Вёльсунг.