7 октября 2291 года. Эртхольм. Дом лендермана.
- Ты безумна, Брунгильда. И хотя это твоя беда, а не вина, я велю тебе убираться. Ни я, ни мои родичи не обязаны отвечать перед женщиной, даже перед тобой, тем более, что смерть пришла к твоему мужу и отцу в честном бою на поле боя. Ты не получишь виры 1 за vig 2 . И даже суд дроттинна не обяжет меня ее платить, - рослый широкоплечий викинг смотрит на женщину холодного и строго. Он годится ей в отцы, а она посмела посреди войны прийти в его дом и требовать расплаты за то, что называла убийством.
Ей следовало быть благодарной. Ее отец и ее муж отправились прямиком в Вальгаллу, хотя всем сторонникам короля-Вёльсунга была прямая дорога в Хельхейм. У них не было чести. Они не признавали власти истинного правителя. Они заслуживали того, чтобы отрубить их головы и скормить свиньям, а ее отец и брат были преданы церемониальному огню и вознеслись в чертоги Всеотца. Этой платы было достаточно для того, чтобы более никогда не говорить об этом.
Лендерман Вёлунд был отцом четырех дочерей. И как отцу, ему было жаль Брунгильду. Он бы не хотел видеть свою дочь в таком положении: сиротой и вдовой с малолетним ярлом на руках. Это ставило ее в слишком опасное положение. Понимала ли она это? Он видел, что понимала. И вместе с тем Вёлунд ловил себя на мысли о том, что он хотел бы, чтобы каждая из его дочерей могла принимать удары судьбы так достойно и держаться с такой уверенностью, будто весь мир лежал у ее ног. Что было не так с этой женщиной? Слава о ней выходила далеко за пределы лагеря Вёльсунгов и он даже мечтал встретиться с нею. А теперь желал, чтобы она поскорее покинула его дом, не озвучив того, что в присутствии всей родни опозорит его старшего сына.
- Я не требую у тебя виру, Вёлунд, - голос ее хриплый, даже чуть грубый. Она поправляет меховую шубу у себя на плечах и смотрит на мужчину без тени страха и смущения даже после того, что он успел ей сказать, - И даже суд самого дроттинна, который с радостью отрубил бы тебе голову безо всякого суда, не убедил бы меня ее принять. Я требую у тебя выдать твоего старшего сына и четырех его телохранителей, что точно женщины впятером нападали на двоих, - она поднимает руку и пальцем указывает на своего ровесника, что силится храбрится, сидя за столом с уважаемыми родичами, но выглядит, как напыщенный индюшонок, а не как воин, достойный славы и чертогов Всеотца.
- И раз уж ты не чураешься сидеть с этим, - она кивает на наследника, - что больше женщина, чем я, за одним столом, то потерпишь и мое присутствие… - она не успевает договорить, потому что пощечина вспыхивает алым цветом на бледной щеке и Брунгильда только и делает, что вздрагивает, прежде чем сплюнуть кровь с губ под ноги Вёлунду. Сопровождающие Брунгильду поднимаются, готовые к резне, но она одним коротким жестом дает понять, что ничего подобного не будет. Не сегодня. Еще рано.
- Не забывай Вёлунд: кровь смывается только кровью, - она усмехается, поднимаясь на ноги. Женщина вытирает с губ кровь и с презрением смотрит на сына лендермана, не веря в то, что это существо могло сразить ее мужа, а затем и ее отца. Она знала, что они в Вальгалле и была рада этому, но все равно не понимала, как такое убийство Боги вообще могли расценить в качестве убийства в бою. Она бы и в одиночку намотала кишки мальчишки себе на кулак. Но для этого дома было слишком привычным нападать стаей, чтобы рисковать теперь оставить своего сына сиротой. Нет. Они еще вернутся сюда. И Вёлунд, и его сын заплатят. А пока настает время для скорби, а не для мести.
- Может, ты и прав. Я – всего лишь женщина и не могу требовать мести за мужа и отца. Хорошо, что у меня есть сын, правда? – разворачиваясь на выходе, вопрошает Брунгильда, хмуро глядя на мужчину, - Бойся дня, когда в нем проснется волчья кровь и он придет мстить за отца и деда.
1 декабря 2299 года. Холланд. Замок ярла.
От лютого холода кровь стынет в жилах. Не спасают ни расставленные на стенах очаги, ни горящие костры. Слуги стараются меньше показываться на улице, боясь кусачего мороза. Тепло лишь в замке у каминов, да завернувшись в меха, или под шкурами на кровати.
Кроваво-красная луна вспарывает чернеющую гладь небосклона, своим светом затмевая звезды. Замок кажется спящим, но это лишь иллюзия, потому что под покровами его кипит жизнь. Оружие ложится в ножны, стрелы в колчаны. Легкие доспехи находят своих обладателей точно так же, как утепленные плащи и шубы.
Брунгильда затягивает талию широким кожаным поясом, проверяет кинжал и топор и лишь затем поднимается в спальню мирно спящего сына, ярла Холланда, Торстейна. Она смотрит на него совсем недолго, прежде чем мягко коснуться плеча и легонько потрясти.
- Торстейн, пора, - шепчет женщина, когда сын открывает глаза и садится на кровати, прекрасно зная, о чем говорит мать. Они обсуждали это не единожды. Ее сын вырос. Настало время отомстить за отца и пролить кровь за кровь. Но что важнее – настало время утвердить свою власть. Маленькому ярлу всегда будет существовать угроза. По меньшей мере, до тех пор, пока он не покажет, что достоин имени павших предков и в особенности – своего почившего отца, что давно уже пирует с предками в чертогах Одина.
- Собирайся, - шепчет она и выходит в коридор, позволяя мальчику одеться прежде чем надевать на него доспехи и выдавать оружие.
1 Вира - материальная плата за убийство свободного человека. Могла быть предложена в качестве альтернативы кровной мести в случае совершения vig.
2 Vig - открытое убийство, то есть, убийство, совершенное либо в бою, либо среди белого дня. Во втором случае убийца доходил до ближайшего двора и сообщал там о своем преступлении. На самом деле, за таким убийством (vig) тоже могла следовать кровная месть, но у нее существовал четкий регламент, который Брунгильда не соблюдает, обращаясь напрямую к главе рода убийцы. Она поступает таким образом, потому что в военное время практически невозможно собрать тинг, который мог бы рассудить ее и убийц мужа и отца. Vig противопоставляется mórd, то есть, позорное убийство - в ночи, спящего, больного, увечного, беззащитного (девушку, ребенка, старика).
Отредактировано Brynhildr Hárfagri (2019-02-26 04:51:06)
