Время шло. На смену дня приходил вечер, затем наступала темная ночь, а после вновь рассвет озарял собой Гардарику. С того дня, как Вятко вошел в государин терем минуло десять круговоротов солнца по зимнему небосводу. И многое, казалось бы, изменилось за этот краткий срок, но еще больше вгоняло в уныние своим постоянством. Вятко был любим Великой княжной и пользовался ее расположением, хотя сам к себе такого не требовал и был бы ничуть не огорчен, если бы Государыня относилась к нему как к прочим. Может и жилось бы тогда проще... Пуще самой княгини любил Вятко Ратибор - веселый и звонкий соловушка - без радостного смеха которого не проходил ни один день Вятко. Много прихотей было у маленького правителя большого королевства. И в снежки поиграть, и сказку рассказать, и шутку поведать, и медведя лесного изобразить, и трелью певчей зайтись. На многое Вятко был мастак, но детскую душу радовать лучше всего прочего у него получалось. А следом за Ратибором потянулись к нему и другие дети княжьего двора. Нет-нет, да подходила к нему Ждана Филипповна, хлопая своими чернильными ресницами, обрамляющими глубокую синеву телячьих глаз, с просьбой посмотреть ее котенка. Уж не захворал ли? Ждане в начале этой зимы исполнилось восемь лет, и считала она себя уже девушкой взрослой и солидной, а от того все чаще пугала свое почтенного отца разговорами о скором замужестве. Боярина Филиппа Всеволодовича эти разговоры не шибко-то и пугали, пущай себе девка глупая несет всякую околесицу о том, как станет женою того или иного боярского сынка, а то и самого Великого Князя, да вот только все чаще в ее лепете восторженном начало проскальзывать имя "Вятко", и голос еще совсем детский, без присущих девицам интонаций, восторженно вещал как старшой приятель Ратибора - так Вятко дети и звали, не лекарем, не травником, не колдуном, а страшим приятелем Великого князя - дивные вещи сказывает, и так чудно и славно у него это получается, что словно не на одного человека смотришь, а сразу на нескольких. Уж не сменил ли в ее сердце Вятко друга прежнего, Соболика? Ждана не отвечала отцу, но сменил... Разумеется сменил! Вот только батеньке об этом знать вовсе не надобно. Захаживал к Вятко и сын конюха, Млад, с просьбой обучить его строгать стрелы или плести лукошки так, чтоб они не распадались и так крепко держались, что хоть воду в них носи. Вятко таким просьбам не отказывал, как и не противился, когда его утягивали в игры. Своего-то детства у него не было. Но поддавался Вятко не сразу, и всякий знал, что коли он работает или занят, то к нему лучше не подходить. Ударить-то не ударит, но так зыркнет из-под своих пушистых рыжиной бровей, что плакать захочется. Но зыркал так Вятко редко. Работа в его руках спорилась, за что и по сердцу пришелся он старой травнице, в ученики которой он был направлен. Безропотно Вятко плел веники из колючих веток, ловко сплетал сухие травы так, что ни один стебелек тоненький не ломался, а уже к излету третьего дня без особого труда ориентировался в маленькой избе травницы, Веледары, волосы которой давно уж покрылись серебром, а глаза были не столь остры, как несколько лет назад. Старость брала свое.
Многим был мил Вятко, да вот только не слугам княжьим, поговаривающим да перешептывающимся между собой о колдуне окаянном. Все то им казалось в нем не таким, да не этаким. Одни Вятко боялись да сказывали, что никак задурманил, закружил он голову Государыни, которая не видела каков он на самом деле. Все это были по большей части служанки самой княгини, обеспокоенные и любящие ее до щемящей боли в сердце. Иные же и Вятко, и саму Государыню, недолюбливая, вещали, что все этой Иноземке известно и привела, дескать, она этого рыжего колдуна только лишь для того, чтобы извести сперва столицу, а потом и всю Гардарику со всеми ее княжествами. Говорили такое да сплевывали себе под ноги по три разу, чтобы беду от себя отвести. Так что не удивительно, что слуги с Вятко не здоровались, стороной обходили, а если выпадала такая возможность, то и подножку подставить могли или за косу тугую дернуть, посмеиваясь зло. Не по хорошему. Да только Вятко все равно было. Собака лает, а ветер носит.
Сидя на крыльце дома травницы, запустив босые ноги в снег, Вятко насаживал сухие ягоды рябины на тонкую нить, осторожно прокалывая рубиновые ягоды иглой. Длинные бусы лежали уже подле него на снегу, когда радостный крик Ратибора отвлек Вятко от работы. Широко улыбнувшись сперва мальчику, а затем, чуть более сдержано, но не менее тепло и почтительно, его родительнице, Вятко ловко насадил на нить оставшиеся у него в корзине ягоды. Подняв рябиновые бусы, он протянул их Ратибору, давая потрогать. Да вот только тому не до рябины было. Какая рябина, когда снег так славно лепится в снежки, а мороз не кусает злой собакой за нос, а только чуть ласково щиплет за щеки? Кивнув головой и погладив Ратибора по голове, слегка сдвинув его меховую шапку на брови, Вятко нарочито неспешно начал подниматься по лестнице к дому, чтобы убрать корзину. Знал он, что Великий князь в силу возраста нетерпелив и капризен, да только не мог отказать себе в маленьком удовольствии беззлобной шутки. Да и негоже Ратибору думать, что ради снежков каких-то он может бросить работу на половине. Терпел Ратибор, терпел, да только не было в нем столько терпения, сколько надобно.
-Вятко! - жалобно окрикнул и тут же залился веселым смехом, когда Вятко спрыгнув с крыльца схватил его в объятия и закружил, не как сына Государыни, а как простого мальчишку, осторожно бросая снег и развязывая войну. Вскоре во двор слетелась вся ребятня, кто не был занят работой, а кто был или побросал ее, грозясь лишиться ушей во время трепки, или силился закончить ее побыстрее. В считанные секунды княжий двор залился веселым смехом, визгом и криками, от которых в ушах слуг звенело, а на сердце старой травницы Веледары тепло. Да и как не потеплеть ему было от такой картины? Вятко был ловок и быстр, но между тем он был еще добр, иначе бы не поддавался детворе, давая повалить себя в снег и закидать снежками, так что снег крупными и липкими хлопьями путался в его рыжих волосах. Коса давно ослабла и почти распалась, отчего огненные пряди падали на его раскрасневшееся и улыбающееся лицо. И вот, глядишь, лежит он поверженный в снегу, а в следующую секунда раз и вскочил, хватая Ратибора в охапку с громким рыком. Ратибор завизжал от приятного колющего страха в животе и расхохотался. Хохотали и вся остальная ребятня, за которыми Вятко носился по двору, расставив руки в стороны, что две огромные лапы. Вот и Млад полетел в сугроб, а следом за ним Соболик и Бажен. Одну лишь Ждану Вятко в сугроб не закинул - пожалел да побоялся. Но чтобы не обидеть легонько пихнул, и она залилась радостным девичьим смехом, нарочно валясь в снег.
-Вятко! Вятко! - они голосили наперебой, стоя вокруг старшего их друга, разгоряченные, румяные от мороза и игры в сбившейся одежде и с промокшими насквозь рукавицами. Счастливые и довольные. - Изобрази медведя! - неожиданно выкрикнул Соболик, которому больше всего нравилось, когда Вятко прикидывался лесным зверем.
-Нет! Запой птичкой! - взмолилась Ждана, которая каждый раз восхищался пересвистом Вятко. Первое время ей казалось, что Вятко ее дурит и у него спрятана птичка в рукаве или под рубахой, но пел Вятко, то соловьем, то жаворонком, то вдруг принимался кудахтать курицей, а столько бы птиц под его одеждой точно бы не уместилось!
-Мстислава! Покажи Мстислава! - громче других закричал Ратибор, и все его поддержали громкими возгласами. Хорошо у Вятко выходил и медведь, и серый волк, и соловей с курицей, но лучше всего остального удавалось ему изображать воеводу. Вот и сейчас не смея отказывать младшим, Вятко, распустив косу, собрал ее в хвост, да вот только не у затылка или макушки как положено, а под самым носом, своей-то бороды или усов, пускай даже жиденьких, у него не было, а тут оп и целая бородища появилась! Расставив широко ноги и упершись руками в свои тощие бока, Вятко выпятил вперед живот, принимаясь расхаживать поступью важной и уверенной перед ребятней, то грозно нахмуривая брови, как бывало делал Мстислав, если ему чего не нравилось, то начиная окрикивать невидимых дружинников, и до того похоже у него получалось, что сдержаться смех попросту не выходило. Первым зашелся в хохоте Ратибор - мало ли дитю неразумному для смеха надо? Палец покажи, он и над ним хохотать будет - следом за ним захихикала Ждана, а там уж и остальные не сдержались, даже Млад, который старательно пытался скрыть смех за рукавией. Боязно ему было хохотать над воеводою. Он-то не князь, не боярская дочь или сынок. Отлупит же...Ох, отлупит! Но тут Вятко сделал страшное лицо и зашевелил бровями так, что Млад засмеялся уже в голос. Красивый у него был смех заразительный, да только оборвался уж больно спешно да быстро... А Вятко едва увернулся от крепких и сильных пальцев, вздумавших ухватить его за ухо и хорошенько выкрутить. Теперь хохотали уже дружинники - парни по большей части молоды и горячие, как юные кобели, уже переставшие быть щенками, но и до псов еще не дотягивающие - наблюдая за тем, как Вятко распускает "бороду" под гневливым взглядом Мстислава воеводы. А ведь и правда у мальчишки похоже получалось.

Отредактировано Vyatko (2019-04-07 08:17:23)

-Ой, больно же! - второй раз избежать заслуженной кары у Вятко не получилось, и жесткие мозолистые пальцы несильно, но весьма ощутимо сжали конопатое ухо, выворачивая его под дружный гогот дружинников. У Вятко с дружинниками были двоякие отношения. Одним он, казалось бы, и нравился, подчас таковые к нему с просьбой хаживали - кто за мазью от ушибов от тренировок воеводиных, кто за настойкой от похмелья минувшего веселого дня, кто за травяным сбором, чтобы ночью крепче спать да не просыпаться от храпа братского, стоящего на всю дружинную избу. Другие над ним потешались да издевались на что уж умишки их были щедры: кто за нескладность фигуры, иные за ломкий голос, третьи за длинные волосы, что у девки. Пуще всех доставалось Вятко от Нежана, который, опростоволосившись несколько дней назад, счел его за новую служанку Государыни, а теперь не давал прохода своими скабрезными шуточками. Хоть волком вой, хоть волком кидайся, да толку-то было мало. Вот и сейчас Нежан хлеще других зубоскалил, смеясь нарочито громко, так что белые зубы его было видно в насмешливом оскале. Да пропадите они все пропадом! Не распивать же ему с ними меда и не есть хлеб. Вскинув голову, Вятко недовольно посмотрел на воеводу, обиженно насупившись и дернувшись в сторону, прижимая к покрасневшему уху ладонь. Горело ухо его знатно, хоть за место печки используй.
-Хорошее ли дело: честных людей за уши таскать? А коли оторвал бы? - потирая ухо, Вятко усмехнулся. Усмешкою ядовитой. - Я б тебя тогда еще хуже слыхивал и подавно б ослушивался. - юрко проскочив под рукой воеводы, занесенной для оплеухи, Вятко кинулся к дому травницы. Частенько за эти десять дней испытывал Вятко терпение Мстислава Воеводы, и чем сильнее ярился мужчина, тем громче смеялся этот нахальный мальчишка, словно и позабыв о том, как он его из проруби, что щенка выудил. Не слушался Вятко никого, окромя Государыни и Ратибора. Бывало вечером поздним упрекнет его старуха Веледара, пошто, мол, воеводу изводишь? Чего зверенышем смотришь и простые просьбы его игнорируешь? Легко, говаривала бабка Валедара, заслужить любовь и расположение Мстислава. Да только вот Вятко их не надобно было. На увещевание травницы твердил изо дня в день одно и тоже, что нет у него господ, кроме Великой княгини, сына ее и Велеса. Только их он слушаться и намерен. Сказывал такое и тут же спешно добавлял, что Валедару он тоже ослушаться не посмеет. И дело было не только в деревянной клюке с причудливым узором, которой Вятко нет-нет да попадало по затылку, но и в том, что хотелось ему верить, что бабка его - мать матери - была похожа на Валедару. От мыслей таких тепло и спокойно на душе становилось, и руки сами искали какую б еще работу по дому выполнить. Мстислав Воевода был же из рода отца Вятко и старшины деревни, пускай не по крови, но по духу и поведению, так что не получалось быть ему благодарным за спасение. Неоднократное. Ну ничего... Молодо зелено. Когда-нибудь придет благодарность, лишь бы не поздним числом.
Вятко надевал сапоги, брошенные у крыльца дома травницы, когда услышал звериный рев и громкое эхо девичьих голосов, разнесшихся по двору. Вскинувшись, Вятко увидел медведя, несущегося через весь двор к терему. Ох, сразу ему не понравилась причуда эта - дикого зверя на цепи держать, что пса какого-то. На то он и дикий зверь, чтоб в лесу жить, а не танцевать под гармонику на потеху толпе. Надо было раньше сказать об этом государыни. Побоялся. Оробел. Где-то чересчур смелый, а тут смолчал! Да только поздно теперь каяться и бранить себя. Нет на это времени. Вятко бросился следом за медведем. Рыжие распущенные космы били по лицу, попадали в рот и хлестали по спине, словно бы подгоняя на помощь Мывке, замершей от страха перед обезумевшем зверем, что мышонок перед ужом. Глупая. Глупая девка! Трусиха неразумная! Вятко вдохнул полной грудью, набирая в легкие побольше воздуха, и закричал:
-Наземь падай, дура! Клубком свернись. - нагнувшись на бегу и подхватив снег, Вятко, не останавливаясь, скатал из него снежок и кинул в Мывку. Ровнехонько он упал ей за шиворот, выводя из оцепенения. Разинула девка рот, да только крик перепуганный застрял у нее поперек горла, и вырвалось лишь сиплое и надрывное сипение. Но оно и лучше. Нечего прямо в морду и без того взбешенному зверю визжать. - Наземь, глупая! - снова крикнул Вятко, и Мывка наконец-то его послушалась. Шлепнулась в снег, уронив кувшин, так что сбитень вытек из узкого горлышка, окрашивая сугроб своей золотистой сладостью. Прижав ноги к животу, а голову к груди, девушка зажмурилась до рези и цветных кругов перед глазами, так что даже больно ей стало от собственного страха. Вот сейчас проглотит ее Михайло Потапыч и сбитнем государыним запьет! Ой. Так все и будет! Да только вот так не случилось... Скрипнул снег под меховыми сапогами и перед медведем выскочил Вятко, широко расставив руки в стороны, приподнимая кафтан, чтобы больше да крупнее казаться. Зверь доходягу слушать не будет. Коли хочешь с животным диким общаться, так и самому в него оборотиться надобно.
-Чай не по нраву наш дом, Михайло Потапыч? - говорил Вятко спокойно и медленно, растягивая гласные, словно не просто слова говаривал, а колыбельную тянул, при этом не сводя пристального взгляда с медведя. Моргать и отворачиваться не следовало. Лишь тот лесного зверя утихомирить может, кто сам духом силен. Да только вот даже при самом крепком духе кончики пальцев все равно от страха немели, а в животе все свело болезненной судорогой. Эх-ва... - Или устал во дворе сидеть? Прогуляться захотелось? Так это желание похвальное. - Вятко шагнул вперед уверенно и быстро, отвлекая медведя на себя и давая возможность бесшумно всхлипывающей Мывке уползти на брюхе по снегу к подругам. Медведь на девку не смотрел, взгляд его темных глаз был устремлен на Вятко, и стоило тому ступить к нему еще на полшага, как медведь заревел и взмахнул своими лапами, чуть было не снеся Вятко голову. Мальчишка едва успел увернуться, так что острые когти лишь задели его щеку. Пока Вятко боли не чувствовал, как и тепла проступившей крови из ссадин - все это придет к нему позже.
-Ну полно Вам, Михайло Потапыч. - Вятко заговорил обиженно, но все так же уверенно и нараспев. - Ведете себя, как медвежонок годовалый. Беснуетесь, кричите, девок всех напугали. - Вятко прицокнул языком и покачал головой. - Ой, не хорошо-о-о, не хорошо-о-о. - медленно двигаясь вперед и замирая, когда зверь принимался шумно дышать носом, Вятко приближался к медведю. Боязно было до трясущихся колен. Оставалось лишь надеяться, что медведь их не видит. Были б они в лесу, Вятко бы так не испужался. Помогли бы ему и дедушка Леший, и сестрицы елочки. - Ну полно-те... Полно. - ласково увещевал мальчишка, вытянув вперед руки. Когда его кончики пальцев почти было коснулись медвежьего меха, тот вдруг встал на задние лапы, опустив передние, и часто задышал, шумно втягивая морозный воздух вокруг Вятко. Тот, наверняка, пропах солоновато-пряным потом мальчишки с легкой горечью лесных трав.

Отредактировано Vyatko (2019-04-10 07:35:13)

Ох, матушка, защити неразумного! Вятко старался не дышать, чувствуя горячий пар из мокрого медвежьего носа, опаливающий собой узость ладони. Во рту пересохло, по шее за шиворот скатывался пот, а на лбу проступила колючая испарина, которую до кожного зуда хотелось смахнуть рукой, но Вятко сдерживался. Любое резкое движение или громкий окрик могли напугать медведя, что сейчас с нескрываемым любопытством обнюхивал его протянутую ладонь. Дедушка Леший, коли слышишь, помоги да убереги от напасти! Дай хоть голову сохранить к излету дня. Вспоротую когтями щеку начало припекать болью. Саднило не сильно, но весьма настырно и мерзко. Вятко поморщился, но тут же спешно распахнул глаза. Смотреть! Смотреть в оба, как бы страшно ни было. Медведь начал потихоньку успокаиваться. Славьте, Род. Вятко облегчено выдохнул, да вот только рано он расслабился... Нежан, чтоб его бесовые утащили, да куда утащили там и оставили, вздумал храбростью и смелостью своей покичиться, вскинув лук и прицелившись в медведя. Может, он, и правда, как лучше хотел, кто ж его окаянного разберет, да только ни Государыня, ни маленький Великий князь этого не оценили, и, если княгиня еще сумела с голосом своим совладать и одернуть молодого дружинника вкрадчиво, то Ратибор закричал. Громко и отчаянно, как умеют кричать только перепуганные дети. Вскрик больно резанул по ушам, а затем по груди, откидывая Вятко в снег. Да только вот кинул его в сугроб совсем не крик княжича, а лапа медведя, испугавшегося громкого звука. Вятко попробовал было вскинуться, да только не сумел подняться. Рухнул обратно, глубже зарываясь в мягкий и влажный снег, забивающийся в сапоги и карманы кафтана. Дышать было больно и тяжко, словно на его грудь каменную глыбу положили. Сжав пальцами теплый кафтан на груди и подвеску, подаренную Государыней, Вятко зажмурился, силясь подняться, да только не слушалось его собственное тело. Что же станется теперь с княгиней и Ратибором? Кто защитит их от напасти, коли он тут беспомощным кулем валяется? Много брал на себя Вятко. Защитники у Государыни и ее сына до него были и после него найдутся. Вот и сейчас пришел ей на выручку дед Годиныч - бывалый охотник, сыскавший себе уважение и славу не только среди обычного люда, но и бояр с князьями. Говаривали, что в молодости Ставр Годиныч мог летящему соколу в глаз из лука попасть да белку, сидящую на самой верхней ветви самой высокой ели, подстрелить с первой попытки. Может и привирали, да только рассказывали это не мальчишки глупые, на вроде Нежана, а мужи и старики, которые с дедом Годинычом на охоту хаживали. Да что там! Сам Мстислав воевода Ставру Годинычу место за столом уступал, первому кружку меда протягивал да кусок мяса пожирнее из общей чащи выбирал. Сейчас-то уже дед Годиныч почти ослеп, едва различал красно солнышко по теплым лучам, да только не мешало ему это дикого зверя, что заигравшегося щенка пристыдить и утихомирить. Хочешь не хочешь, да поверишь в рассказанные про него истории.
Ратибор продолжать кричать. Тоненький голосок его, что птичка, острым клювом стучал Вятко по темени, заставляя болезненно жмуриться. Хотелось обнять и успокоить, прижать к себе и вытереть слезы вместе со всеми горестями, страхами и обидами, но вой Ратибора вместе с самим княжичем скрылся за тяжелыми дубовыми дверями терема, куда унес его Мстислав, исполняя приказ Государыни. Да и самой бы княгине уйти в терем, а не кидаться к колдуну бесполезному, что защитить не сумел. Не пристало монаршим особам перед мальчишками без роду и племени на колени опускаться, да только Великая княгиня всегда поперек шла тому, что ей другими предписывалось делать. За этой Вятко и был благодарен. Потому-то ей и служил. Но не все таковы, как сам Вятко были - иных это в Государыне отталкивало.
-Да живой я, - Вятко криво улыбнулся, вставая на ноги и разжимая пальцы, что до этого стискивали меховой кафтан на груди. На бледной ладони отпечатался клеймом контур снежного барса. - Что со мной станется, Государыня? - он засмеялся, но смех его вышел тише, чем обычно. Не исчезла еще полностью каменная глыба, что давила на грудь, но приподнялась, давая вздохнуть и развести плечи. Скоро и это забудется. А вот слова Нежана нет. Язвительные и горчащие злостью ругательства уже было обожгли дрожащие от гнева губы Вятко, да только и здесь Ставр Годинович опередил его, осадив да поставив наглого дружинника на место. Да был Нежан из тех, кто не слово строгое, а тяжелую руку лучше понимает, а потому прикусил свой поганый язык, лишь получив затрещину. Да такую, что у самого Вятко затылок заныл.
-Государыня, - давно ему следовало об этом попросить, да лишь сейчас смелости набрался. Вятко, откинув с лица свои рыжие космы, умоляюще посмотрел на княгиню, сведя к переносице пушистые брови, отчего между ними залегла неглубокая борозда, что с возрастом рисковала обратилась морщиной, если Вятко продолжит и дальше так хмуриться, - разреши просить за Михайло Потапыча, - Нежан фыркнул, но Вятко не обратил на него внимания. - Негоже зверю лесному на цепи, что псу седеть, для потехи толпы. Любой на его месте уж взвыл бы, скинул цепь и кинулся куда глаза глядят, лишь бы подальше от унижения. - Вятко говорил быстро. Голос его журчал лесным ручейком, быстро да звонко, почти не делая пауз между словами и не давая никому вмешаться в его прощение.
-Вон, посади на цепь Мстислава воеводу и дня не просидит, а того, кто его на цепь посадил, этой же цепью и удушит! - стоявшие неподалеку дружинники, прибежавшие следом за Мстиславом, стыдливо и между тем весело прыснули в кулаки. Хорошо была шутка. И хороша от того, что правдива. - А чем Михайло Потапыч воеводы нашего хуже? Такой же воин, пущай и лесной. - Вятко стиснул свои пальцы. - Отпусти его в лес, а?
-Верно, Государыня, отпусти. А на цепь Вятко посадим. Пугать им народ всяко лучше, чем старым медведем. - подал голос Нежан, и вскормленные на государенных харчах дружинники поддержали бы его смехом, не выйди из терема Мстислав.

Хотелось Вятко ответить слепому старику, ведь не привык он слова против воли проглатывать и отмалчиваться, коли были у него мысли супротив того, что ему говорили. Не умел да не научен был Вятко молчаливо сносить, когда его уму разуму учили, вот и сейчас с трудом удавалось ему сдержаться и не огрызнуться, показав зубы, что щенок, которого пес лохматый лапой по толстой заднице ударил да к земле прижал, когда тот шибко уж разыгрался. Птицу никто петь не учивал, а она поет, даже если в клети воспитывалась, потому что сам Велес в нее эти песни вложил, когда внутрь яйца прятал. Никто не учил волка выть да бежать по следу, сам он это разумеет, пущай и в неволе будет вскормлен, а все равно! Знает и ведает, что птица, что зверь, как вести себя в лоне родной матери природы, и медведь бы понял. Вятко был в этом уверен и потому не верил словам Ставра Годиныча, что Михайло ждет в лесу смерть мучительная и тяжкая. Не бывать этому! Защитит Леший, убережет ель-матушка, а там глядишь и сам вспомнит, что с молоком матери в берлоге всосал. Ох и подмывало же Вятко сказать все это. Даже голову вскинул, нос задрал и губы, обветренные, в узкую полоску сжал, того и гляди, готовясь их разомкнуть и выпалить слова злые и, по его разумению, праведные, да не успел. Удивил его дед Годиныч и между тем обидел смертельно, когда чрез него обратился к Государыне с просьбою. Растеряно заморгав, разом растеряв всю свою спесь, Вятко глянул на княгиню. Отдаст! Ей-богу отдаст! Не хотел Вятко в ученики к Ставру Годинычу. Учение у него - неволя страшная. Уж не побегать будет во дворе с Ратибором, не поваляться в сугробах, не посмеяться в голос на детскую потеху, то соловьем заливаясь, то курицей кудахча.  Ученье у деда Годиныча - это тебе не подмастерьем у бабки Веледары быть, та пускай и сердитая была, прикрикнуть могла да клюкой ударить, однако относилась к нему, что к внуку и многое прощала, в том числе и нрав дикий и своевольный. Разве можно приручить лесной ветерок? Он же носится, где ему вздумается и творит, что в голову его придет, вот и Вятко таким был. Куда ему в ученики к охотнику? Где это видано, чтобы лесной дух охоте обучался? Вятко прикусил губу, ведь казалось, что старик уж решил для себя все и в ученики к себе записал. Не спрашивал он его, а ставил перед фактом, так мол мне захотелось, а, значится, так оно и будет. Вятко шумно выдохнул, отворачиваясь. Не придет он в его спальню! И дорогу спрашивать ни у кого не будет! Огонь жгучий и яростный больно палил грудь, не вздохнуть и не выдохнуть. Еще и щека дала о себе наконец-то знать, капризно заныв, так что потрескавшиеся губы свело в недовольной гримасе.
Не одному Вятко было тошно. Всем во дворе по своей причине дурно было. Государыня вон сорвалась на Нежане, испугано уставившемся на Великую княгиню, а затем на подошедшего Мстислава воеводу. Не даст ведь в обиду? Не позволит самодурке из обиды за своего звереныша на цепь его посадить? Ведь не даст? Мстислав и не дал, да только все это в перебранку между ним и Государыней выросло, так что дружинники, да и Вятко хвосты поприжали и пасти свои глупые захлопнули. Любое слово сейчас могло лишь пуще распалить огонь злости, а это ни к чему было. В гневе Государыня страшна была, так что не смел Вятко взгляд от снега поднять, пока не почувствовал, что на него смотрят. Тяжелый был взгляд. Осуждающий. Подняв голову, зыркнул Вятко на воеводу из-под упавших на лицо рыжих лохм, да тут же и устыдился. Хотел было сказать что-нибудь, но не нашел нужных слов, а потом уж и Мстислав на него не смотрел, а Государыня к себе звала, и не так как раньше бывало, как братца младшего, а как слугу... Впрочем, слугой-то он и был при ее тереме. Бросив беглый взгляд на понурого Нежана и воеводу, похлопывающего парня по плечу, Вятко пошел было следом за Государыней, но робкое прикосновение заставило его остановиться. Мывка. Красная, что спелый помидор, протягивала она ему платок и благодарила. Глупая. Вятко платок взял и прижал к саднящей щеке. Легче-то не стало, зато белая ткань испачкалась кровавым багрянцем.
-Не меня тебя благодарить следует, - глухо произнес Вятко, на душе которого так тяжко было, словно на шею повесили каменные бусы, и каждая бусина была, что гора весом, - если б не дед Годиныч, незнамо что случилось бы. - усмехнувшись девушке уголками губ, Вятко поспешил следом за княгиней, убирая перепачканный кровью платок в карман кафтана. Не забыть бы вернуть... Только отстирать перед этим следует. Да только стоило Вятко зайти в терем, как он напрочь забыл и про Мывку, и про платок, и про Мстислава с Нежаном и старика Ставра Годиныча, стоило Ратибору кинутся к нему, выбежав из-за колонны, за которой он прятался, покуда воевода не вышел обратно во двор. Наклонившись, Вятко обнял мальчишка, а тот уже так привычно обвил его руками за шею, цепляясь пальцами за длинные и спутанные космы. Ох, соловей-соловушка, буйная головушка. Ратибор прижимался к нему так сильно, что Вятко даже стало больно в ушибленной лапой медведя в груди. Но как оттолкнешь? Приходилось терпеть да успокаивающе гладить по голове, согнувшись в три погибели, чтобы маленькому князю было его сподручнее обнимать.
-Ты напугал меня! Вятко плохой! Плохой! - мал был Ратибор, когда отец его умер и не понимал, да и не помнил горя этого, сегодня ж впервые испытал страх потерять того, кто ему был дорог.
-Ужасный. - послушно соглашался Вятко, сидя на корточках. Щека его горела огнем, в груди все ныло, не то от ушибов, не то от чувства вины и стыда. И верно, что плохой и ужасный.
-Я накажу тебя! Верно, мама? - Ратибор бессильно ударил Вятко по колену, силясь выплеснуть весь свой страх, да только этого оказалось мало. В ушах же Вятко еще звучал голос княжича, молящего, чтобы его отпустили к нему.

От Ратибора пахло сладко. Молоком. Нравилось Вятко больше всего зарываться лицом в мягкие волосы княжича и дышать, дышать полной грудью, втягивая сладковатый детский запах, от которого по всему телу расплывалось приятное теплое и ощущение нежности. Это успокаивало. Пах ли он когда-нибудь так же? Иди даже в детстве от него за версту разило лесом, горькими травами и жухлой травой? Не потому ли деревенские матери, обычно ласковые и приветливые даже с чужими детьми, воротили от него носы и кривились? Не от того ли ни одна из них не гладила его по голове и ни одна из них не нашла слов утешения, когда не стало его матери, Юродивой Марьянки? Не из-за этого ли считали они его больше зверенышем, чем дитем, и скорее угощали палкою и бранью, чем заботливым словом и сладкою булкой? Подняв голову, Вятко потерся своим конопатым носом о мягкий нос Ратибора, еще красный после двора, незаметно улыбаясь ему, пока над их головами гневалась и хмурилась Государыня. Да только мальчик все равно испужался материнских слов. Разжал крепкие детские объятия, так что заструились по плечам Вятко рыжие волосы, парочка из которых осталась в распахнутой детской ладони, да обернулся к матери, нахмурив лоб. Слишком уж много взрослых уроков для одного маленького Великого Князя за один этот день.
-Будет тебе, Государыня. - шмыгнув носом, Вятко смущенно отвел взгляд в сторону. Не привык он еще ни к добрым словам, ни к ласке, ни похвале - чурался их, что молодой недопесок, которого кутенком нещадно избивали, а затем вдруг принялись протягивать куски жирного мяса и трепать за ухом. Вечно ожидая подвоха, от мяса не отказывался, но жрал его быстро, боясь, что отберут или огреют по хребтине сапогом, а то и чем потяжелее. - Какой из меня герой... - Ратибор вновь потянулся к нему, и Вятко безропотно принял ребячью нежность, скрываясь в ней от благодарности воеводы. Поднявшись с Ратибором на руках, бросил на Мстислава беглый взгляд поверх округлого детского плечика да усмехнулся, но уж не так, как усмехался порой воеводе, желая поддеть или разозлить, чтобы поглядеть: а что дальше-то будет? Он бы вступился за Государыню и Ратибора и без всяких там благодарностей, ведь не за мозговую кость пес сторожит жилище своего хозяина и не за наваристую похлебку кидается защищать от волков на охоте.
-Пожалуйста. - едва ли различимо буркнул в ответ Мстиславу, опуская Ратибора на пол, чтобы тот, стуча каблуками, побежал следом за матерью, а затем вновь вернулся к нему, хватая за руку да поторапливая, чтобы не мешкал и быстрей шел в трапезную. А хуже место для Вятко во всем тереме и не сыскать было! Во время обедов и ужинов Вятко всегда старался спрятаться за нижними столами, а то и вовсе хватал, что приглянется и бочком-бочком да покидал комнату, убегая на конюшню или на крыльцо избушки травницы. Не нравилось ему есть при других людях - казалось всегда, что все ему в рот смотрят да примечают, как он ест, так что каждый кусок поперек горла вставал. К тому же Вятко вечно хотелось втянуть ноги на скамью или усесться на них, скрестив, как у южных народов принято. Удобнее так было, чем вытягивать тощие свои ноги под столом, грозясь задеть сидящего подле соседа. Но вот только в этот раз отвертеться не получилось, как и убежать за нижний стол. Государыня, давно, похоже, заметившая его маневры, взглядом указала на место, что ему занять следовало, еще и Ратиборка вцепился в руку и не отпускал, покуда он рядом с ним не уселся. Ох, мать... Вятко нервно почесал саднящую щеку и затравлено посмотрел по сторонам. Все вокруг приступили к трапезе и не шибко-то обращали на него внимание.
-И мне что ли с щей начинать, Государыня?! - праведно, на его взгляд, возмутился Вятко, под боком которого сопящий Ратибор, которому не позволили взять пирожок, мелко крошил в жирные щи кусок хлеба. От супа поднимался настолько густой и ароматный пар, что Вятко был уверен, будто сумеет насытится одним лишь воздухом стоит только поглубже вздохнуть полной грудью, но за ложкой  - под пристальным взглядом княгини - потянуться все же пришлось, да замерла она на полпути, лишь едва ударившись деревянным своим дном о бок глиняной миски. Сговорились они все что ли?! Вятко поднял на Мстислава взгляд, едва заставив себя проглотить слова радости о том, что как хорошо, что он на своем все же месте, а не на воеводином. Прилетело бы. Как есть прилетело бы по веснушчатому лбу и рыжему затылку, и не постеснялся бы Мстислав ни Государыни, ни сына ее, ни бояр с дружинниками. Вятко нахальным был, а вот глупым его язык назвать не поворачивался, так что слушал Вятко воеводу молча. Может и прислушивался, а может и только вид делал, а на самом деле свое кумекал. Кто этих молодых разберет? Вятко прикусил щеку, и рот его заполнился солоноватым привкусом собственной крови.
-А что ж он тогда с цепи сорвался, коли ему так привольно и счастливо жилось? - не стерпел, не получилось смолчать, сколько бы ни старался и как бы сильно губы да щеку ни прикусывал. Взял свое дурной характер. - А про мое поселение ты не хуже моего воевода знаешь, - Вятко хмыкнул, откинув с лица своего рыжие лохмы. Отцвели уж все гематомы, покрылись корочками ссадины, зажили царапины и порезы, а обида пустила глубокие корни в душу юного колдуна, - жители его не то, что медведя, человека на шубу да шапку пустят, коли им так захочется. - ну и пущай никто с ним не соглашается! А кинется в следующий раз Михайло Потапыч, устав сидеть на цепи, так он и пальцем не пошевелит. И не подумает даже! Так хотелось думаться обиженному Вятко. Обидой, правда, сыт не будешь, и во второй раз занесенная над миской ложка ударилась об ее бок. Да что такое-то?! И княгиня туда же! Вятко недоуменно посмотрел на Государыню. Неужто велела она ему сесть подле не из благодарности и нежной привязанности, а только лишь для того, чтобы к старику Годинычу в ученики сосватать? Тут уж у любого аппетит пропадет, да так, что и не приманить его ни ароматом наваристых щей, ни пышущими жаром пирожками, от которых Ратибор взгляда не сводил.
-Слышишь, соловушка, - Вятко, не задумываясь, втянул правую ногу на лавку и обратился к княжичу, а тот и рад был забыть про ненавистные щи и переключиться с байки про медведя на разговор с Вятко. Нравилось Ратибору с Вятко разговаривать, вечно тот то шутку смешную расскажет, то страшным секретом поделится, то, как сейчас, с ним посоветоваться вздумает. Пуще всего любо Ратибору было, когда Вятко с ним на равных общался, - чтобы ты выбрал: быть ручейком лесным, бегущим куда ему вздумается, али водицей в колодце, что в одном месте томится, да лишь на звезды поглядывает? - вопрос был простым. Конечно, Ратибор хотел быть ручейком! Кто ж захочет сидеть в колодце?
-А чтобы ты выбрал, Вятко, - смахнув с бороды вязкие капли сладкого меда, обратился к нему Мстислав, - с ободранными ушами ходить или головой трещащий от подзатыльников? - грубее хотелось сказать воеводе, да сидящая рядом Государыня одним своим видом не позволяла.
-Ты мне что ли, воевода, уши драть собрался? За какие такие заслуги? Иль опять я успел в чем-то провиниться пред тобою? - Вятко не заставил себя долго ждать. Огрызнулся, оскаблился, так что шерсть на загривке встала. Ратиборка и думать забыть и о щах, и о пирожках, взволновало переводя взгляд с Вятко на Мстислава и обратно. Оба улыбались и казались веселыми, но глаза, что воеводы, что молодого колдуна не очень-то были похожи на глаза веселящихся людей.
-Да вот думаю: тащить тебя к Ставру Годинычу за уши или оплеухами подгонять. - между делом признался Мстислав, поведя плечами. Ничего ему не стоило схватить Вятко, закинуть себе на плечо да отнести к старику, но не дело это. Сам докумекать должен, чай не маленький уже.
-А не мне ли решать надобно: идти к нему в ученики или нет? Что если не любо мне? - вздернул голову и сверкнул карими глазищами да так, что искра блеснула да по столу пробежала, оставляя угольный след, который Мстислав кулаком затер, недовольно сводя к переносице брови.
-Ты это, Вятко, прекрати. - говорил Мстислав спокойно и раскатисто, словно большой зверь, принимающийся утробно рычать, но еще сдерживающий свой гнев. - А что тебе любо? Как оглашенному с ребятней по двору носиться или что баба с ерундой всякой возиться? – слова, брошенные с нарочитой небрежностью, распалили щеки Вятко праведным гневом. Пусть злится, пусть ерепенится и обижается, чай так быстрее к Годинычу придет, и, если не по своему разумению, так из природной вредности. Не хотелось Мстиславу Вятко обижать, но только понимал воевода, что пока мальчишка делом толковым не займется, не будет ему житья в государеном тереме. Покровительство княгини - это хорошо, да только не убережет оно от пересудов, злых языков да кулаков дружинников, а Ставр Годиныч с этим делом сдюжит.
-А много ли ума надо, чтобы с палкою да по двору бегать и бить ею друг друга, пока искры из глаз не полетят?
-Ты попробуй сперва, а уж потом судить берись, много или нет ума для этого дела надобно. - в трапезной повисла тишина. Давно уж не стучали ложки, не опускались кружки на стол, не хрустели, разламываясь, ломти румяного хлеба.
-И попробую! - ударив ладонью по столешнице, выпалил Вятко. - Да хоть завтра на военном сборе! - нехорошо, ой, нехорошо при этом заблестели его глаза, а губы растянулись в улыбке язвительной. - Коли только ты воевода на день пойдешь к бабке Веледаре на служение. - сперва кто-то негромко хохотнул, пристыжено прикрыв рот ладонью, но уже в следующее мгновение громкий мужицкий хохот сотряс собой всю комнату. Знамо ли дело: воеводе травнице прислуживать?! Ой, насмешил! Да, по правде только, Вятко и не думал никого потешать.

Отредактировано Vyatko (2019-04-18 16:32:34)

Жгло больно губы каркнуть, чтобы Мстислав его не обижал и не оскорблял, коль уж угодно, то пущай ставит с дружинником на равных. И побьется! И победит еще, пристыдив воеводу! Очень уж хотелось Вятко в этом поклясться, но губу таки прикусил и сдержался, глядя на Мстислава из-под насупленной рыжести бровей. А вот на следующие слова уже смолчать не получилось, и пускай государыня скрепила клятву своим одобрением, что сургучной печатью, Вятко выпалил, дерзко усмехнувшись и не опуская головы под тяжелым взглядом Мстислава Воеводы:
-В ученики к Ставру Годинычу пойду, коли проиграю, а тебе как перечил, так перечить и буду, - не отец он ему, не хозяин и не государь, чтоб он перед ним язык придерживал да слова подбирал повежливее, - а перестану только тогда, когда ты язык мне вырвешь. - и засмеялся этим своим ручейковым смехом, звонким и заразительным. Знал Вятко, что воевода страшит больше. Рука у Мстислава пускай и была тяжелая, так что от оплеух его и затрещит искры из глаз во все стороны летели, да вот нрав его был добрым и мягким, иначе б не вытащил он его из проруби, не защитил бы от слуг княжьих, вздумавших чинить самосуд, не спрашивал тайком бабку Веледару о том, как поживает ее помощник и не обижает ли кто. О последнем Вятко знать не надобно было. Горд он был чересчур для своего тщедушного тела, да из того народца, что заботу и беспокойство о себе хуже лютой ненависти воспринимают.
Шмыгнув носом, Вятко уселся обратно на скамью и не вымолвил бы больше ни слова, если бы не Ратибор. Прав был Мстислав - Вятко на княжича большое влияние имел. Чтобы Вятко ни делал, Ратибор старался ему подрожать. Чтобы Вятко ни говорил, Ратибор принимал его слова за чистую монету и нет-нет да повторял их, стараясь копировать быстрый говор мальчишки из Моранового леса. Если Вятко ходил по двору с непокрытой головой и подставлял лицо тусклым лучам зимнего солнца, то Ратибор непременно стаскивал свою отороченную мехом шапку, правда, ее тут же натягивали нянечки, громко охая и взмахивая руками, что гусыни перепуганные крыльями. Если Вятко, сидя на крыльце дома травницы, забавлялся тем, что плевался сушенными семенами тыквы, то и Ратибор забавлялся тем же, только не выходило у него плеваться так же далеко и ловко, как у старшего друга. Если Вятко, пойманный Мстиславом за этим делом, широко улыбался, то и Ратибор старательно растягивал губы. Откуда ж бедному маленькому князю всей Гардарики было знать, что негоже ему за мальчишкой без роду и племени повторять. Прикипел он к Вятко, полюбился ему рыжий травник больше всех нянек и их детей, да и сам Вятко отвечал ему столь же искренней и теплой любовью.
-До утра, соловушка. - незаметно умыкнув со стола пирожок с вишневым вареньем и протянув его под столешницей Ратибору, Вятко подмигнул мальчику и поднялся со скамьи. Трапеза еще не окончилась, но есть Вятко не хотелось. Голод в его желудки сменился будоражащим тело волнением. И пока государыня отвлеклась на разговор с Мстиславом, Вятко затерялся средь рядов бояр и дружинников. Много ль времени надо, чтобы тонкой ветви в лесу запрятаться? Выскользнув в коридор, Вятко чуть ли не побежал к тяжелым дверям, ведущим во двор. Гулким эхом по терему разносились его быстрые шаги. Вылетев на улицу, Вятко подставил лицо наливающемуся вечером небу и разинул рот в беззвучном крике. Эхва! Что же с ним завтра станется?! Опустив голову Вятко посмотрел на свои ноги и задумчиво подопнул липкий ком снега. Что станется? Он утрет нос Мстиславу, вот, что с ним станется! Бахвальство не успокаивало, и даже под его щитом Вятко чувствовал, как мелко дрожат его пальцы. Тьфу. Сплюнув и растерев мыском сапога влажные капли упавшие в снег, Вятко уверенным шагом направился к Веледареной избе. Ох, не понравится старой травнице, что он учудил. Прибьет. Как есть прибьет, и уж тогда точно пройдут все волнения... Но бабка Веледара не прибила. Даже не ударила. Лишь тяжко вздохнула и покачала головой, затягивая свою привычную песнь о том, что если бы Вятко постарался да поумерил свой пыл, то отыскал бы в лице Мстислава Воеводы хорошего друга, крепкое плечо и верного защитники. Да только Вятко не нужен был ни друг, ни плечо, ни защитник. Семнадцать лет он был для себя и тем, и другим, и третьим, так что проживет столько же и без всякого Мстислава.
-Зря ты так, Вятко. Он тебе неразумному добра желает. - ласково пожурила бабка мальчишку, пока тот укладывался на жесткую скамью, служившую ему кроватью. Отведенная Вятко спальня в тереме пустовала. Может и гневалась, может и обижалась на это государыня, да только Вятко не мог спать на мягких перинах в огромных комнатах. Слаще всего спалось ему на деревянной лавке у печи под мерное сопение старой травницы и глухое урчание ее не менее старой кошки. - Пока не выпорет тебя, видать, и не начнешь к нему щенком ластиться. - насмешливо крякнула Веледара, взбираясь на печку.
-Пусть только попробует! - что ему на это ответила старуха Вятко не услышал, может и не отвечала ничего - Веледара засыпала быстро, стоило ей только коснуться головой подушки, как сон тут же обнимал ее ласково. А вот у Вятко так не выходило. Этой же ночью он, казалось, и не спал вовсе. Выпав из дремоты на холодный пол еще до того, как пропели первые петухи и солнце лениво потянулось из-за горизонта, Вятко пошел за избу, чтобы ополоснуться холодной водой, разбив ледяную корку в бочке топором. Мерзлая вода обжигала. Затаив дыхание, Вятко вернулся в дом, где, усевшись на скамью, расплел свою косу, начав расчесывать ее костяным гребнем. Долгий это был процесс и кропотливый. Когда каждая рыжая прядь была расчесана, Вятко крепче обычного заплел свою косу, после потянувшись к кованному ларчику Веледары. Достав из ларца иглу да нить, Вятко принялся осторожно пришивать конец косы к своим волосам на макушке. Коли растреплется в драке, и сильная рука схватит, все... Когда служки побежали через двор к колодцу, чтобы принести в государин терем воды, Вятко, полностью одетый и готовый к сборам, сидел на крыльце избы Веледары и плевал семечки в снег, и выходило у него это так же ловко, как и всегда.
Спустя несколько часов - показавшихся Вятко не то несколькими вечностями, не то парой мгновений - он стоял среди детских на площади и внимал словам княгини. Только на деле Вятко не услышал ни одного из них, и когда дружинники и детские закричали, славя Ратибора, закричал с ними заодно, но собственный голос отчего-то почудился ему чужим. Откашлявшись, Вятко отошел в сторону. Боязно ли? Нет, просто холодно немного. И зубы, и руки дрожат от холода. Он был не в первой паре и даже не во второй. Четвертый в бою на мечах - ну хоть на лошади скакать не надобно! - дальше, если выиграет, стрельба из лука, а после - рукопашный бой. Боролись обычно, оголившись по пояс, уже разгоряченные азартом и предшествующими соревнованиями. Уж лучше бы первой была стрельба из лука! В ней Вятко был хорош. По крайней мере, ему так казалось. 
-Пошли, дикой. Нас кличут. - стоявший рядом один из детских пихнул Вятко в бок и побежал к центру площади. Настала их очередь. Облизав губы и проведя рукой по сцепленной нитями косе, Вятко побежал следом, и на удивление лишь первый шаг вышел тяжким и грузным, а потом ноги понесли его куда как быстрее и легче. Остановившись в наказанном месте, Вятко мельком бросил взгляд в сторону Государыни и Ратибора. Не посрамиться бы. Рукоять деревянного меча непривычно оттянула руку. В деревне они иногда дрались на палках, но это было совсем иное. - Ты уж прости. - виновато улыбнувшись и передернув покатыми плечами, пробасил дородный детина, перекидывая деревянный меч из одной руки в другую, и, как только раздался возглас, знаменующий начало боя, кинулся на Вятко, замахнувшись мечом.
Вятко едва успел увернуться, развернувшись на пятках и прижав свой деревянный меч к груди. Сердце гулко ударилось о грудную клетку, и Вятко вновь повторил свой маневр, уходя от тупого "острия" меча, способного однако не только отметить синяком, но и при желании сломать кость. И так продолжалось еще несколько минут - парень наседал и пытался его задеть, а Вятко уворачивался, при этом сам ни разу не ударив и даже не попытавшись это сделать. На белоснежном снегу отпечатывалась его следы, складываясь в причудливый танец. Задержав дыхание, Вятко резко присел на корточки и втянул голову в плечи, когда над самой его макушкой пролетел меч, разрубая воздух. Дернувшись в сторону, Вятко, несильно, словно бы привыкая и примериваясь, ударил соперника по голеням и тут же отскочил в сторону. Привыкший к ударам покрепче, Млад, казалось, и не заметил его вовсе.
-Кончай, увертываться! - раздался нетерпеливый окрик кого-то из дружинников и ему тут же вторил еще один:
-Наседай, Млад! Что ты с ним нянькаешься?! Или хочешь на воеводу-травника посмотреть?! - уши Млада пристыженно загорелись, и он бросился на Вятко, стиснув зубы. Это был первый удар, от которого Вятко не смог увернуться, и деревянный меч широким пластом боли прошелся по его боку. Ох, ты ж, матушка! Млад попробовал было ударить снова, но Вятко умудрился блокировать его удар, подняв меч, который он сжимал словно палку с обоих концов. Подбадриваемый криками дружинников и других детских Млад принялся наседать с удвоенной силой. За Вятко же никто не болел. Не позволено ни Государыне, ни сыну ее выделять кого-то из своих воинов. Поджав губы, Вятко проскочил под рукой Млада, ощутимо ударив того в бедро.
-Быстрее, Млад! Что ты как медведь после спячки?! Бей! Сейчас! - подсказки летели со всех сторон, и парень их слушался. Вятко уворачивался от одного удара и получал тут же два. Доходили ли его удары до цели сказать сложно. Отскочив от очередного удара, Вятко рухнул в снег. Идущий на него Млад казался огромным, что медведь шатун. - Давай! - но на сей раз приказа послушался не Млад, а Вятко. Перекатившись через голову несколько раз к ряду, он избежал сразу двух ударов детского, а когда тот занес над ним руку в третий раз, Вятко швырнул горсть снега Младу в лицо. Воспользовавшись секундой заминкой детского, Вятко, что есть силы лягнул его в живот и тут же, когда парень согнулся, ударил древком меча под подбородком. Да так, что ближние ряды услышали, как клацают зубы парня.
-Что ишак припечатал! - захохотал коренастый Радим, и его шутку тут же принялись передавать по рядам дружинников вместе с гоготом. Единственный кому было не до смеха - это сам Млад, прижимающий руку к кровоточащему рту.
-Не по правилам это! - возмутился парень, переводя взгляд с судьи на Мстислава. Млад-то ударов точных нанес больше, да только Вятко первым получил его кровь.

Вятко правил не знавал, а гордость разузнать о них перед сбором не позволила, вот и стоял теперь, молча, вскинув упрямо голову и не сводя пристального взгляда с Мстислава, ведущего разговор с Асмудом. Прогонит? Как есть прогонит и скажет, что детина этот, откормленный на харчах государыни, больше победы достоин. Еще и посмеется вслед, небось. Уверен был Вятко, что не засчитает ему воевода победы. Возможно, так оно бы и случилось, если бы Ратиборка не стерпел да не закричал, объявив его победителем. А кто ж против воли Великого князя пойдет? Вятко улыбнулся и махнул рукой своему маленькому другу, стараясь не кривиться от настырной боли в боку. Стоило порадоваться тому, что соловушка и княгиня далеко сидели и не видели ни бледности его лица, ни проступившей на лбу колючей испарины, ни второй руки, комкающей рубаху на животе до надрыва ткани. Победил Вятко да только не чувствовал он себя победителем, не сладка была победа, оказавшаяся подачкой деткой руки любому псу. Промолчал Млад, ничего не сказал супротив воли Ратибора, лишь кровь утер да, проходя мимо Вятко, толкнул его широким плечом, сплюнув в снег вязкую и багровую слюну. Обидно было детскому, да оно и понятно! Засмеют же теперь, что проиграл не в бою достойном, а зверенышу лесному, прикормленному Государыней ради потехи сына. Еще и дядька Асмуд не вступился! От этого пущего всего Младу горько было. Неужто наставник не мог за него слово молвить? Заступиться да выгородить? Ожидал Млад насмешек над своей бедою, да только никто из детских и не думал над ним потешаться. Утешали грубо и с шутками, хлопая по плечу и стуча беззлобно кулаками в плечо. На Вятко не смотрели. Никто не радовался, не поздравлял его с победою, как бывало, когда побеждал кто из детских. И пусть не видна была пропасть, разделяющая их, Вятко ее отчетливо чувствовал. Упади он в нее, и ни одна рука к нему не потянется.
Морщась и потирая бок, Вятко отошел к сваленным в снег бочкам, из которых теперь торчали древки учебных мечей. Усевшись задницей на снег, Вятко задрал рубашку и осторожно коснулся подушечками пальцев растекшегося по коже синяка, что цветок причудливый распустил он свои лепестки, тянущиеся от самого пупа мальчишки до его поясницы. Ох, больно-то как, матушка. Облизав губы, Вятко уткнулся лбом в свои острые колени, стараясь перевести дух. Руки ломило, ладони саднило, а в животе все горело так, словно он только что побывал в кузне и выпил целый чан расплавленного железа. Хорошо его приложил Млад. Шмыгнув носом, Вятко, подняв голову, принялся наблюдать за тем, как устанавливают мишени для второго этапа испытаний. Услышать бы сейчас слово ласковое и доброе, хорошую шутку или насмешливую присказку, почувствовать бы теплую руку на своем плече или макушке, глядишь, и силушки бы прибавились. Да только один он был. Или... Запустив руку под рубаху, Вятко сжал пальцами подаренный государыней амулет, с которым он никогда не расставался. Казалось сейчас, что минул ни один год с тех пор, как она ему его подарила. Подняв оберег, Вятко прижался к морде барса губами и чуть заметно улыбнулся, тряхнув непокорной головой и вскочив на ноги. Чай не вечер еще, увидит он воеводу, прислуживающего травнице, и посмеется. Эх-ва, как посмеется! Ведь не было ему в деревне равного в стрельбе из лука.
Да только, как оказалось, лук его и в половину таким не был таков, как тот, что ему протянул слуга перед испытанием. Вятко свой лук сам сделал, и служил он ему верой и правдою много зим и весен. Тонкий, гибкий и легкий, ладно ложился он в руку Вятко и не оттягивал ее, не пригибал к земле, не то что этот... Грубый лук противился рукам Вятко, не слушался его пальцев, как и стрелы толстые и тяжелые, совсем не те, что Вятко строгал у себя в избе темными вечерами. Вятко мешкал. Скользнули капли пота по его лбу на нос, оставляя за собой соленную дорожку, и Вятко выпустил первую стрелу. Не долетела! Со спины раздались довольные смешки, и Вятко поджал губы, крепче сжимая пальцами одной руку изгиб лука, а второй отводя тетиву до самого своего уха. Дребезжала натянутая тетива, вторя раскаленным до предела нервам Вятко, и кинулась стрела вперед, и вошла в тюк, да только не так метко, как у стоящих по обе стороны от Вятко детских. Одна еще осталась. Да только даже не глянул Вятко попал или нет в мишень, поспешно отвернувшись и передав лук подоспевшему оружейнику. Руки тряслись, ладони горели огнем, а на подушечках пальцев, порезанных тетивой, проступала кровь. Больно. Отступиться может? Покаяться перед Мстиславом, пообещав умерить пыл и избавиться от спеси? Согласиться пойти к Ставру Годиновичу в ученики? Не бывать этому! Вятко упрямо поджал губы и стиснул зубы. Помрет на этом поле, да только все равно по его будет. Не бывать такому, чтобы ветер вольный да дуб ворчливый слушался. Засунув пальцы в рот, Вятко облизал саднящие порезы, слизывая солоноватую кровь, отдающую горечью неспелой рябины.
-Кусаться, чтоб не вздумал, - предупредил Вятко дружинник, охлопывающий его по бокам перед рукопашным боем. - И пинаться не смей. - переворачивая сапог найденыша и хорошенько постукивая ладонью по его подошве, буркнул Волька, парень грубоватый, но по природе своей добрый и заботливый. - Ты чего позеленел-то? - возвращая Вятко сапоги, сипло поинтересовался он, еще раз приложившись ладонью к боку мальчишки. - Больно, поди, от Млада досталось? Дай поглядеть-то. - да Вятко не дал. Натянув сапоги, кинулся прочь от Вольки, пока тот не вздумал рубаху его задирать да синяком любоваться. А полюбоваться было на что. Красивый синяк. Здоровый. Ох, боль-больюшка, непосильно горюшко, дай до вечера дожить, чтоб себя не загубить. Вятко остановился перед своим соперником и шумно втянул носом морозный воздух. Парень был пониже Млада, но в плечах по покрепче, а ноги его, широко расставленные, что два бочонка для медовухи были. Кликами его Баженом, но ни лицом, ни нравом отнюдь не был он так мил, как его имя. Один кулак его, что вся голова Вятко. Ох, мать!
Вятко резко отскочил в сторону, не давая захватить себя в медвежьи объятия. С такого так Бажен станется! Небось и девки у него не было от того лишь, что любая боялась задохнуться в его крепких руках, коли Бажену миловаться вздумается. Пробежав под рукой детского, Вятко оказался за его спиною. Сил-то у него в двое, а то и втрое поменьше Баженовых было, так что лишь на ловкость да смекалку надежда и оставалась. Вятко резко присел на корточки, кубарем покатившись по снегу, ускользая от захвата детского. Как бы веревочка не вилась… Тяжко. Не удалось Вятко увернуться от очередной атаки Бажена, сжал тот его в тисках своих крепких рук, да повалил в снег, прижимая к колючему сугробу всем своим телом. Змеей извивался Вятко в жестких ладонях детского, да только тот лишь крепче сжимал свои пальцы, не давая вырваться. Напрыгался. Набегался. Дыхание Бажена было тяжелым и сбивчивым, он и сам умотался в этой чертовской пляске с лесным зверенышем, да только все равно не даст он ему победить и обхитрить себя, чай не такой дурак, как Млад, не позволит над собой прилюдно насмехаться.
-Сдавайся. - горячее дыхание Бажена опалило конопатое ухо Вятко. - Моли о пощаде. - всего-то от него и требовалось, что ногой али рукой постучать по земле, и обмяк бы Бажен, отпустил его, дал бы вздохнуть воздух полной грудью, да только Вятко уперто отказывался признавать свое поражение. Трепыхался, что птица в сетях. Бажен усилил захват, заставляя Вятко запрокинуть голову, давил на его шею своей рукою. Дрожали рыжие ресницы, кривились обветренные губы, бледнели веснушки на щеках, а ладони уперто отказывались хлопнуть по снегу. Не просил он пощады никогда и просить не намерен! Перед глазами запрыгали вдруг разноцветные всполохи...
-Окстись, окаянный! - ухватив Бажена за ворот рубахи, что медведь пробасил Волька, откидывая детского от глупого мальчишки, сжимающего кулаки и вгоняющего ногти в ладони до полукруглых отметин. - Дурак ты. - не понятно к кому обращаясь, к Бажену или Вятко, проворчал дружинник, присаживаясь к вставшему на четвереньки рыжему. Того колотило. Дышал он сипло и рвано, а из-под зажмуренных век катились слезы. Каждый вздох опалял горло и отзывался болью в груди. Покачав головой, Волька подхватил Вятко под локоть, заставляя подняться, да потащил с площади сквозь толпу зевак туда, где посвободнее было.
-Будет тебе, не стыдись, с каждым бывает, - добродушно заверил дружинник, когда Вятко, которого только что вырвало на снег, поднял на него пристыженный взгляд влажных глаз. - Полегчало? - утерев губы, Вятко кивнул было головой и снова сложился в трое, срыгивая в сугроб желудочную горечь.