Вонь, слякоть, куча грязных людей без определенного места жительства.
Прекрасный выбор для наследника герцога и, есть ли смысл отрицать, для Верховной Авалона.
- Дерьмо, - бормочет себе под нос ведьма, стоящая посреди едва заметной дорожки, так и не снявшая капюшона с головы с тех пор, как успела спешиться с коня, как если бы надеялась, что плотная ткань поможет защититься от запаха, а еще лучше – сделает Реджину невидимой для местного сброда, для случайных зевак и для взора Богов, конечно. Пятнать свое преосвященство в этой портовой дыре особенно неприятно было перед Богами.
Корбу знает, что ей не следует здесь стоять, если она рассчитывает найти своего дражайшего племянника быстро, но все, на что она теперь способна – брезгливо озираться и сдерживать позывы тошноты.
То ли возраст делал ее такой непримиримой брезгливой напыщенной аристократкой, то ли тяжелая болезнь и кома, что она пережила недавно, еще давали о себе знать. Как бы там ни было, но Верховная отослала двух своих помощников искать Рэдвульфа, а сама старалась стоять и не шевелиться, надеясь, что это позволит избежать фатальных последствий в виде столкновения с кем угодно, с чем угодно в какой угодно момент. Достаточно было и того, что она вообще вдыхала этот воздух, отчетливо ощущая зловоние открытых сточных ям. И если честно, то чем дольше ведьма это делала, тем ниже Редвульф опускался в рейтинге любимых детей Верховной.
Нет, она, конечно, очень любила их всех, все они были ей как родные и все такое прочее, но честное слово, Роланд, Адора и Айден никогда не заставляли Реджину искать их по всему Авалону с тем, чтобы найти в месте, которое в иных обстоятельствах надлежало сжечь целиком.
- Нет, серьезно?! Ты этого хотел, когда отдавал мне на поруки двенадцать детей?! – подняв голову к небу, вопрошает вслух Корбу, начисто игнорируя пялящихся на нее прохожих и вон тех пятерых идиотов, что уже минуты три обсуждают, за сколько можно продать этот плащ на «девке».
Девка. Подумать только. В последний раз ее так называли мятежники, когда Реджине было одиннадцать. Да, так и называли. Воронья девка. Но теперь-то?!
- Докатилась, Реджина Корбу. Ты думала, что достигла дна, когда Буйон назвал тебя шлюхой? Считай, что со дна постучали, - наверное, эти философские излияния звучали очень странно посреди ночи на грязной и вонючей портовой улице от Верховной Жрицы Авалона, но в самом деле, неужели кто-то думал, что Корбу волновало их мнение? Нет. Только племянник. Импульсивный идиот, сбежавший от другого идиота и лишивший тетку, или мать, или как там они ее еще называли, покоя.
- Эй, дорогуша! – грубый мужской голос заставляет Реджину закатить глаза и повернуться к говорящему. Можно было, конечно, игнорировать факт его существования, но получить бутылкой по голове одинаково неприятно было и Верховной Жрице, и девке, которой они ее обозвали.
- Скучаешь? Составить тебе компанию? – пятерка бессмертных вальяжно идет к Реджине, а она и не думает никуда уходить. Ведьма даже не шевелится, скрестив руки, обтянутые темной кожей перчаток, на животе и глядя на слабоумие и отвагу из-под полы капюшона.
- Ну, чего молчишь, красавица? Опасно таким гулять посреди ночи по улицам, - один из мужчин приближается к Реджине и силится вглядеться в ее лицо, что все еще скрыто одеждой.
- Да она, поди, немая! – мужчины находят эту шутку невероятно смешной и заходятся в гоготе, а Корбу все думает о том, является ли идиотизм наследственным заболеванием и почему он поразил только мужскую часть их семьи. Хотя, судя по поведению этих животных перед нею, можно было предположить, что это не то, чтобы наследственная черта, но особенность, свойственная всякому мужчине, достигшему половой зрелости.
- Тем лучше, меньше слов – больше дела, - отвечает самый молодой из окруживших Корбу и похотливо усмехается, протягивая руку к капюшону с тем, чтобы его снять. Не успевает он, однако, коснуться ткани, как ведьма перехватывает запястье этой невоспитанной свиньи и несмотря на все усилия, отводит ее в сторону под молчаливый ужас присутствующих.
- Разве так вас учили обходиться с дамой? – успевает поинтересоваться Реджина, когда тихое недоумение сменяется хрустом сломанной кости и диким воплем на всю улицу: о, Хальфдан отлично умел дробить чужие кости. А еще лучше умел появляться тихо и незаметно для окружающих. Бесценные качества для телохранителя Верховной.
- Ее Преосвященство, Верховная Жрица Авалона, Реджина Корбу. На колени, псы, - рычит мужчина, доставая меч из ножен. Ноги у присутствующих словно бы подкашиваются и только один, самый глупый и самый смелый, с диким воплем пытается сбежать, но спотыкается. Головой. Об руку второго телохранителя Реджины – Хавстейна.
- Ты бы еще завтра пришел, сам бы стирал мой плащ, - тихо говорит Корбу, все еще не двигаясь с места. Мужчины у ее ног бормочут извинения и произносят хвалебные речи Богам, но ведьма не слышит.
- А я говорил, останься в Сангреале. Привез бы я тебе твоего племянника, никуда бы не делся, - огрызается Хавстейн, оглядывая Корбу с ног до головы, убеждаясь, что она в полном порядке.
- Не заставляй меня говорить. Меня сейчас стошнит, - отвечает ведьма, поправляя капюшон и оглядываясь, словно ожидая, что эти двое уже привели к ней племянника, а она и не успела заметить.
- Посмотри вокруг и ни в чем себе не отказывай, - усмехается Хальфдан, все еще держащий в руках меч, - Идем. Нашли твоего племянника. Но предупреждаю сразу: тебе это не понравится. И не говори потом, что я не предупреждал, - мужчина хмурится и идет вперед, призывая Корбу следовать за ним. А она никак не может взять в толк, что может ей понравиться еще меньше всего этого.
- Валяется там бревном в грязи. Вроде, живой, - пожимает плечами колдун.
Когда они приходят в нужное место, Редвульф, к несчастью, уже не валяется. Транспортировать бревно было в разы проще, чем пьяного подростка, возомнившего себе, что у мужчин дома Корбу есть сердце и его можно разбить.
Реджина одним коротким движением снимает с головы капюшон и на лице ее отражается смесь отвращения, брезгливости и желания продемонстрировать всем свой ужин прямо на этой дорожке.
- Ну, привет, Редвульф, - наконец, выговаривает колдунья, прижимая к лицу платок, щедро смоченный духами как раз на такой совершенно невозможный случай. Боги, может ли быть, что она просто спит.
- Неожиданная встреча говоришь? – приближаясь к племяннику, вопрошает женщина, глядя ему в лицо, - Да, я тоже не ожидала обнаружить себя в этой грязной и вонючей дыре, полной крыс и свиней, которые прикидываются людьми, - тихо говорит ведьма, стараясь дышать через раз.
- Едем в Сангреаль, - жестко отрезает Корбу, полагая, что для разговоров по душам сейчас не лучшее время, - И не спорь. Иначе я тебе врежу.

Думала, что детям исполнилось шестнадцать и они уже взрослые и самостоятельные, нет никакой нужды следить за каждым их шагом и подстилать соломку перед каждой кочкой? Думала, что можно доверить их отцам и надеяться на то, что эти два так-себе-родителя успешно справятся с воспитанием? Думала, что пора бы отдохнуть от бесконечных «ну, ма-а-ам» и «ну, тетя Ре-е-е-дж»? Наивная дура! Расслабиться сможешь не раньше, чем женишь их всех и повыдаешь замуж, а затем убедишься в том, что браки устроены удачно. Но это не точно.
- Ты грязный и воняешь. Хотя бы не хами. Я сегодня не в настроении, - довольно прохладно заявляет Реджина, когда племянник пошатывается в ее сторону, кажется, ища объятий. И хотя выражение ее лица явно выдает все мысли на счет его нынешнего состояния, на самом деле Корбу рада, что Редвульф жив и не натворил глупостей. Мирно напиваться в таверне и позволить себя избить? Да, это не лучшее поведение для наследника Корбу. Но, по крайней мере, он был жив, не увечен, а с остальным они разберутся. Обязательно. Реджина знала. Она ведь заменяла ему мать так много лет.
От высказанного вслух желания поесть у Реджины легонько кольнуло в сердце, чуть унимая ее явное раздражение и желание выпороть этого мелкого засранца кожаным ремнем по его подростковой заднице. То есть, выпороть-то, конечно, можно, но прежде, следовало накормить. Пирог с телятиной, рыбный суп и жаркое. Да, она помнила предпочтения каждого из детей, что называла своими. Прислуге на кухне придется покорпеть даже среди ночи.
- Приведи его коня, Хальфдан, - тихо говорит ведьма и мужчина кланяется, прежде чем исчезнуть в ночной темноте.
Повисает довольно неловкое молчание и Корбу не стремится его прервать, потому что говорить с племянником раньше, чем он поест, вымоется, протрезвеет и переоденется не было никакого смысла. Эффект был бы куда больше, если бы Реджина решила поговорить со свиньей. Ничего. Торопиться им было некуда. Главное, чтобы не буянил и не разбудил младших.
К счастью для психического здоровья Реджины, коня приводят довольно быстро. Корбу не хочет наблюдать за тем, как Редвульф будет пытаться занять место в седле, а потому, идет за своей лошадью, прося Хальфдана проследить за племянником и вывести его на тракт. Так и происходит. Забрав своего коня, ведьма дожидается своих спутников у кромки леса и жалеет, что они не могут пришпорить лошадей, чтобы поскорее оказаться в Сангреале. Благо, что жреческий город был недалеко и они должны были успеть доехать еще до рассвета. Не хватало жрецам видеть своего возможного будущего герцога в таком виде.
Разговор в дороге не клеится. Реджина слишком сильно сдерживает свое желание немедленно задать племяннику трепку, а потому, ответы ее сухи и односложны.
В город они на самом деле заезжают еще задолго до наступления рассвета. Корбу спешивается, снимает плащ и сразу же передает его в руки слуги. Трехэтажный ее дом кажется пустым, потому что ни в одном окошке не горит света, но она знает, что там спят малыши и ей не надлежало нарушать их покоя.
- Готовьте ванну, одежду и разогрейте пирог с телятиной для лорда Корбу. И побыстрее, - распоряжается Реджина, заведомо зная, что для приготовления ванны теперь придется разбудить всех слуг. Благо, что ведьма предполагала такой исход событий и велела натаскать воды еще вечером, а значит, это не займет времени до самого утра.
- Один Великий, - вздыхает Корбу, глядя на племянника в свете факелов, - И приведите Анну, пусть захватит с собой запас целебных зелий, - добавляет ведьма и смотрит на телохранителей, - О-о-о, нет. Снимите с него эти лохмотья прямо здесь и сожгите, - велит она слугам, что с немалым трудом исполняют приказ, раздевая Редвульфа до камизы. Все это время Реджина сладко зевает, а затем приказывает вести племянника в гостевую спальню на первом этаже – достаточно близко к ее спальне и достаточно далеко от детей. Они хоть и обожали старшего брата, видеть его в таком состоянии для них было дурным примером.
Спать идти Корбу не торопится. Все то время, что Редвульфа моют, а затем лечат его раны, то отпаивая отварами, то прикладывая к его ранам зелья, ведьма находится где-то рядом, но не то, чтобы слишком близко, чтобы смутить племянника. Беспокоится ли она? Глупый вопрос. Редвульф убивался по недостойной девке, но все еще оставался ее сыном, что бы там ни говорили формальности. Она убеждается в том, что жизни его ничто не угрожает и велит принести ужин прямо в покои лорда Корбу, но слуги застают юношу уже спящим.
Лишь тогда женщина идет в свои покои, раздевается, тщательно моет руки и лицо, а затем ложится в постель.
Ее утро, как и обычно, занимает время в Главном Храме. Она возвращается к полудню. Малыши уже весело хохочут на кухне, но Редвульф еще спит и, как говорят, не вставал. Раны его не смертельны и даже не опасны, но нужно будет время, чтобы дать им полностью затянуться. Это ничего. Травмы, шрамы – все опыт. В следующий раз будет умнее.
- Доброе утро, - уже распахнув шторы, но плотно закрыв за собой дверь в спальню, Реджина плещет в лицо племянника воду из серебряного таза, что принесли Редвульфу для умывания. Корбу никуда не торопится, а потому, терпеливо дожидается, пока племянник не сядет на кровати, действительно пробуждаясь. И следом за ледяной водой идет звонкая, точно колокол, пощечина.
- Глупый мальчишка. Еще раз рискнешь своей жизнью из-за гулящей девки и я не пожалею ни сил, ни репутации дома Корбу – сама высеку тебя на главной площади Асхейма.

Воспитание детей можно было сравнить с роем жалящих пчел, от которых ты несешься со всех ног, но вместе с тем никак не можешь убежать, потому что их улей у тебя в руках. Никто не знал, каково это. А Реджина знала. В буквальном смысле. Потому что Теобальд, однажды, именно так и сделал. Сколько ему было? Шесть, семь, восемь? Корбу не помнила точно. Помнила только, что он потом неделю не выходил из лазарета и она собственными руками отпаивала его зельями. В какой-то момент жрецы даже говорили, что он умрет, но ведьма-то точно знала, что так просто это не закончится.
С Редвульфом было то же самое. Так просто это все не закончится. Мало было вытащить его из дыры, помыть, переодеть и дать проспаться. Если они не решат этот вопрос сейчас, это  кошмар повторится. А потом снова. И снова. И снова, и снова. Просто потому что воздействовать на этого вздорного мальчишку, помимо Реджины, мог только его отец, а как известно, с этим теперь существовали изрядные проблемы, потому что два этих болвана выбрали одну и ту же престарелую вдову для любовных утех.
Нелепо? Само собой! Чем эти двое вообще думали? Хотя, стоило ли отвечать? Мужчины всегда думают одним и тем же и эта истина неискоренима в отношении аристократов точно так же, как и в отношении свинопасов на лугу за городом.
Признаться, Реджина понятия не имела, что за девица свела с ума сразу двоих Корбу. Лишь получив информацию о случившемся, ведьма приказала достать ей все возможные сведения, которые могут быть полезны. Сведений таких было немало. В том числе и те, что гласили, что у Гэбриэла есть бастард от этой глупой шлюхи и после смерти своего официального отца, он стал правителем Эпсула – лояльного Корбу графства. Не так уж много, - сказала Реджина, но подумала, что и это-то было лишним. Информацию, которую она получила, знать не хотела. Особенно в той части, где племянник с братом делят женщину, которая только и умеет, что торговать собственным телом ради достижения своих целей. Фу, какая отвратительная вульгарщина.
По счастью, мнения Реджины никто не спрашивал, потому что слышать нецензурную брань дети были не должны. Особенно из уст матери. Хоть старшие, хоть младшие, хоть все сразу. Все, что Корбу думала, она думала про себя, не то, чтобы боясь кого-то обидеть, но понимая, что куда эффективнее будет направить все свое раздражение на проклятие той, что встала между двумя Корбу. Кто-то в самом деле думал, что это простительно? Кто-то в самом деле думал, что Реджина спустит это с рук, или сделает вид, что ничего не заметила? Этот кто-то был непомерно глуп, непродуман и безнадежно потерян для общества. Реджина Корбу хранила эту семью задолго до того, как стала Верховной, а теперь она лишь утвердилась в собственных возможностях, которые реализовывала весьма успешно день ото дня. И те, кто встали между отцом и сыном, не имели шансов ни выжить, ни сохранить свою честь, ни сделать вид, что у них когда-то было хоть какое-то достоинство. Преступление и наказание в действии. И хотя брат сказал бы, что не ее дело – казнить и наказывать, встать у нее на пути он не сможет. И никто не сможет. Потому что единство семьи стояло превыше всех абсурдных выходок далеко не первосортных вдов.
- Где «здесь»? – выдернув руку из хватки племянника, с любопытством поинтересовалась женщина, - Мы у меня дома, в Сангреале. Там за стеной крушат гостиную твои кузены и кузина. А ты еще и подаешь им дурной пример, - она цокнула языком и опустилась в кресло напротив Редвульфа.
- Зелье от похмелья? Еда? За одеждой уже послала, - ей надлежало бы выйти, увидев племянника в одних брэ, шоссах и камизе, но кого они оба обманывают? Она была его матерью намного дольше, чем он был теперь взрослым мужчиной, способным испытывать смущение, будучи почти в неглиже.
- С графиней, с баронессой Шлезвиг, с леди Брагстад, с герцогиней… Кхм, впрочем, неважно. Твой отец – герцог Авалона. Женщин, падких на его внешность, титул и деньги столько, что если я начну их перечислять, мы просидим здесь до завтрашнего утра, Редвульф. И я не понимаю, что конкретно так сильно возмущает и удивляет тебя. Хочешь знать правду? Правда в том, что тебя угораздило влюбиться в не слишком предприимчивую и довольно глупую шлюху, которая изменяла своему мужу еще около десяти лет назад, в результате чего родила своего ублюдка и выдала его за графского сына. О, да, ее сын – твой брат. Как неловко вышло, правда? – совершенно бесцветным голосом произносит Реджина, потому что то, о чем она говорит, кажется ей пустым и довольно бесполезным. В Редвульфе играла обида, он был ранен в лучших чувствах, сердце его было разбито, но правда была в том, что все это, конечно, очень трогательно, но обыденно и никчемно. Особенно для юноши, который мог стать герцогом Авалона.
- Так что подумай вот, о чем, Редвульф. Твой отец не женат и вполне естественно, что он интересуется женщинами. С графиней Эпсула его не связывали длительные отношения, она была лишь «одной из». И несколько лет назад, проводя с нею время, он вряд ли мог подумать, что его маленький Редвульф в будущем влюбится в женщину, не достойную его ни титулом, ни кровью, ни возрастом, ни положением, ни даже своим поведением. А вот она, соблазняя тебя, прекрасно обо всем знала. Лгала намеренно и плела вокруг тебя паутину, которую тебе удалось порвать чистой случайностью – увидев ее с твоим отцом. Стоило ли из-за этого ссориться с Гэбриэлом? Нет. Корбу не ссорятся из-за шлюх, Редвульф. На Авалоне их предостаточно. И тем паче, из-за них не доводят себя до такого состояния. Это неприлично для юноши, который имеет некоторые шансы стать герцогом Авалона.

- Сангреаль, это на Авалоне, - вздохнув, сообщает Реджина племяннику невероятную истину. Неделя запоя, шлюха и ссора с отцом, определенно, очень дурно на него влияла. Мальчик вырос в этом городе, пусть в другом доме, потому что этот построили всего пять лет назад, с рождением Роланда, но все-таки здесь. Под ее присмотром, под одной крышей с братьями и сестрами, под взорами Богов. Не признать это место было не то, чтобы оскорблением, но уж точно не комплиментом. Странности на этом, однако, не закончились, потому что вскочивший со своего места племянник, играющий в бравого защитника все той же гулящей девки, вызвал у Реджины вовсе не злость, а легкую степень недоумения. Она даже легонько ущипнула себя, словно бы силясь проверить, в самом ли деле мальчик, которого она собственными руками вытаскивала из банки с вареньем под оглушительный рев четырехгодовалой Идунн, испугавшейся за брата так сильно, смел теперь повышать на нее голос и играть в бравого, но, очевидно, слабоумного защитника сомнительной леди.
Реджина смотрит Редвульфу прямо в глаза с явственной насмешкой, не пытаясь скрыть своего отношения к его поведению. Разве что, легкое разочарование, но оно было явно не первым из всего спектра эмоций, что ощутила теперь ведьма. Она наклоняется вперед и чуть сужает глаза, когда черная паутина такой же черной магии расползается по зрачку и проявляется на бледной коже вокруг глаз. После недавних происшествий, в которые Корбу почти умерла, с самоконтролем у нее были некоторые проблемы и полыхнуть могло от любой мелочи. Редвульф – был не мелочью. Он был ее сыном. А потому, Реджине приходится прикладывать значительные усилия, чтобы остановить распространение власти черной магии над нею под давлением собственного гнева. И удается ей это далеко не сразу.
- Или что?.. – выговаривает она жестко, все еще глядя Редвульфу в глаза, хотя от ее собственного взора в такие мгновения ничего не оставалось. Только чернота столь всеобъемлющая, что в ней можно было запросто утонуть. Особенно заигравшимся маленьким засранцам, которые не знали границ и меры.
Корбу протягивает руку и сжимает тонкие ледяные пальцы на шее племянника. На ее лице не отражается ни единой эмоции в это мгновение, так что совершенно не очевидным остается, хочет ли она его задушить, или просто отстранить от себя. Сжимает она крепче, чем следовало бы при добрых намерениях, но душить, однако, не стремится. Отстранив юношу от себя достаточно, ведьма поднимается на ноги, приближается к уху племянника и произносит только тихое, вкрадчивое, но такое же жесткое:
- Не забывайся, - пальцы ее тотчас же размыкаются и ведьма, взяв юношу за шкирку, швыряет его обратно на кровать. Будь он не ослаблен своими ранами и последствиями недельных приключений, ей бы, конечно, не удалось сделать это так легко, или не удалось бы сделать вообще, но сейчас удается почти играючи. Ведьма складывает руки на груди и ледяным взором уже привычно голубых и совершенно человеческих глаз смотрит на Редвульфа весьма холодно, но без намека на злость.
- Итак, Корбу не ссорятся из-за шлюх. Ни со своими отцами, ни со своими тетками, что воспитывали их с рождения и в конфликте отцов и детей всегда выступали на стороне детей, - она не повышает голоса, но тон Реджины такой, что им в пору было бы раздавливать людей в лепешку. Вы посмотрите на него! Устроил здесь драуги пойми что и еще пылает праведным гневом из-за того, что его первую любовь называют ее настоящим именем. О, Корбу хотела убить ее быстро, но теперь смерть, что ей предстояла, будет совсем не такой, как того ожидалось. Влезать в отношения между двумя Корбу, даже ненамеренно, это было за гранью добра и зла. Реджина, конечно, понимала, что дело в дурном возрасте Редвульфа, но помилуйте Боги, если бы она в его возрасте заговорила с отцом в подобном тоне, ее бы высекли на главной площади, а потом для пущей убедительности бросили бы в темницу к крысам на пару дней, чтобы лучше запомнила. Сама ведьма, конечно, не сделала подобного из любви к племяннику, но Боги свидетели, была к этому очень близка и варианта такого начисто не отметала.
- Особенно те Корбу, что мечтают не отправиться к Хель в ближайшие месяцы, а стать герцогами Авалона, что им дадут доказать, оставив регентом в отсутствие отца, если они начнут думать хоть чем-то, кроме того, что у них ниже пояса, - голос ее тверд и жесток. Реджина не питает никакого снисхождения к Редвульфу, констатируя факты. Безусловно, то, что ее дети выросли инфантильными, вздорными подростками, была, отчасти, и ее вина тоже. Но… Настолько? Кажется, из трех сыновей брата положиться Реджина могла на одного только Сигурда.

Воспитывать этих детей, когда они были малышами и лупили друг друга подушками, прятались в шкафу и под кроватями и сбегали из дома по какой-нибудь ерунде было гораздо проще, чем иметь дело со вздорными подросткам, в жилах которых так явственно бурлила кровь, что казалось, вот-вот из ушей польется. Злилась ли Реджина? Нет. Желала ли она броситься утешать и убеждать в том, что Редвульф у них один такой и если не он, то кто? Тоже нет. Потому что она знала, что все эти эмоции, все эти чувства, вся эта напуская драма есть следствие возраста. Возраста, в котором слова жалят больнее поступков. Возраста, в который кажется, что весь мир лежит у ног и вращается вокруг одного лишь тебя. Возраста, который они с Гэбриэлом пережили в разное время и совсем по-разному. Потому что у старшего Корбу в этот период была война и ноша наследника, а еще брак и скорое рождение первенца, а у младшей были дети. Не ее собственные, но бесконечно много и все они нуждались в любви, нежности, заботе и расположении. В таких условиях некогда было думать о том, чего ты хочешь. Да, к слову, Реджина никогда не хотела становиться матерью восьмерых детей, трое из которых были дочерьми и сыном Кайдена, а пятеро – ее собственными племянниками. Она просто знала, что должна это сделать. И тот факт, что ни Кай, ни Гэбриэл не спросили ее мнения… Что ж, иногда, мы все делаем то, что не хотим. Потому что так нужно. Потому что долг заботы об этих детях был в разы важнее любого личного желания.
Тот факт, что вчерашние малыши сегодня могли позволить себе подростковый бунт и выражение своего собственного «я» и громких желаний был, безусловно, заслугой самой Реджины и их отцов. Именно заслугой, а вовсе не ошибкой. Это значило, что будни этих детей, их жизнь была настолько благополучной, что у них есть время на эти глупости, на эту очевидную и безнадежную ерунду. Это могло показаться странным, но это радовало Корбу, хотя и давало некоторые поводы для беспокойства. Что станет с этими детьми завтра, если Кайден, Реджина, Катриона и Гэбриэл падут в бою с внешними врагами? Пожалуй, Корбу предпочитала бы об этом не думать.
- Мамочка! – раздается за дверью жалобный голосок Айдена и Реджина, уже почти раскрывшая рот, чтобы заговорить, вздыхает и распахивает проход в покои, - Мамочка! Почему вы кричите? Редвульф сердится? – Айден взирает на мать своими гигантскими голубыми глазами и Реджина тает под этим взглядом. Она садится перед сыном на колени, проводит рукой по темным кудряшкам и целует сына в щеку, - Нет, мой мальчик. Редвульф просто немного устал. Не бойся, - по тому, как младший сын сжимает в руках свой красивый, но совершенно затупленный кинжал, что подарил ему кто-то из кузенов на день рождения, Реджина понимает, что он твердо намерен не дать родственников в обиду. Это вызывает у Корбу улыбку и она глядит на ребенка с нежностью, - Редвульф очень хочет пирога и рыбной похлебки. Сходишь на кухню, велишь Грэйс приготовить? – спрашивает ведьма и лишь когда сын нерешительно кивает и убегает, вновь запирает за ним дверь.
Короткая передышка была очень кстати, потому что орать теперь во все горло на Редвульфа, Реджине вовсе не хочется. С терпением у нее и впрямь была беда после смертельных игр, но требовалось немало мужества, чтобы признать в себе это.
- Теобальд не пропал, - со вздохом опускаясь в кресло, сообщает Реджина и прикрывает глаза, - Я знаю, где он находится, я знаю, что он делает, я знала, что он собирается сбежать, - Корбу трет переносицу, давая понять, насколько ее утомляет разговор о старшем из детей Гэбриэла, - Или ты думаешь, что твой отец отходил меня плетью просто за то, что твой брат-дурачок сделал ноги? Нет. За то, что я ему это позволила, - откровения такого рода у них в семье лучше было держать при себе. Но Редвульф, мнится, думает, что Реджина играет в какие-то игры, чтобы принуждать детей делать то, что они не хотят. Он ошибался.
- Вернувшись с Драконьего острова, ты отправился туда, куда тебя отправил отец, Редвульф. Я не влияла на это решение. Должна ли я была с тобой увидеться? – она задумывается на мгновение, а затем пожимает плечами, - Должна. Но справедливости ради, давай будем честны, если бы ты поинтересовался, ты бы знал, что как раз в ту пору я… Как бы это помягче выразиться? – она делает неопределенный жест рукой, - Ах, да. Сначала сошла с ума, а затем умерла, - усмешка касается губ ведьмы. Она не пытается ни в чем упрекнуть Редвульфа и если бы он не начал этот разговор, Корбу побрезговала бы упоминать свою слабость. Но ведь мальчик хотел внимания. Жаль, что мертвая тетка не могла его ему дать.
- Нет, Редвульф, ты не пес, - легко, спокойно и тихо соглашается Реджина. Интонации ее плавные и тихие весь разговор. Она словно вообще ничего не чувствует на этот счет, хотя она чувствует, - Ты одновременно намного больше и намного меньше. Намного больше, потому что ты – Корбу. И хотя для тебя это – пустой звук, я скажу тебе, что твои предки властвовали над этим островом задолго до твоего, моего и даже твоего деда рождения. И уже тогда они вели войну с теми, кто оспаривал их право. Ты – результат сотен поколений, которые боролись за нашу жизнь, будущее и будущее всего Авалона. И, конечно, за нашу власть, которая лишь при твоем отце и мне достигла такого результата, какой он есть сейчас. Но и он не безупречен, далеко не безупречен, Редвульф, - впрочем, это племянник должен был видеть и сам, - Да, это возлагает на тебя тяжелый груз и непомерные обязанности. Обязанности, с которыми, видят Боги, мы с твоим отцом едва справлялись в твоем возрасте. И нас тоже никто не спрашивал. Таков удел королей и всех Корбу. Мы делаем то, что должны. Ради будущего Авалона, семьи и своего собственного. Это называется долг. И если ты покопаешься в своем разуме, ты поймешь, что это слово тебе тоже знакомо, - она замолкает на какое-то время, увлеченно разглядывая собственные ногти, а затем вздыхает и смотрит на сына все так же спокойно и уверенно.
- Намного меньше, Редвульф… Намного меньше ты станешь и можешь стать, если как твой старший брат, побежишь, неизвестно куда и неизвестно зачем. Уверяю, ни я, ни твой отец не станем тебя удерживать. У него пять наследников, если не считать племянников. Откажешься ради своего «хочу»? Да, это сделает тебя меньше, чем псом. Букашкой, никчемным червем, потому что без своего наследия, без своей семьи, без своего рода мы – никто. Но это будет твой выбор. И я не стану заставлять тебя сделать иной. Как и никто не станет, - Реджина вновь замолкает на какое-то время, а затем вздыхает.
- Видишь ли, мы все здесь чем-то жертвуем ради будущего Авалона. Ради вашего будущего. Но я, в отличие от вашего отца, не считаю, что вы обязаны чем-то отвечать нам. Поэтому, зря ты подумал, что тебя лишь ставят перед фактом. Это не так. Не хочешь быть герцогом, хочешь стать альфонсом при гулящей графине, - она разводит руками, - Выбор лишь немногим хуже, чем сбежать в Эргерунд, чтобы сражаться на чужой войне.

Говорить о Гэбриэле и его отношениях с детьми Реджине непросто. Отчасти, потому что она чувствует себя виноватой, отчасти, потому что она слишком хорошо знает брата, чтобы полагать хоть на одно мгновение, что она сможет на самом деле объяснить его детям, что именно происходит.
Гэбриэл был чрезвычайно сложным человеком. Реджина знала это, потому что сама была ничуть не лучше. Это объяснялось очень просто: на рубеже детского и подросткового возраста младшей из Корбу и на рубеже периода между юностью и взрослением они остались вдвоем. Вдвоем, против огромного мятежа, когда неясно было, кому они могут доверять, а кому нет. Однозначно, могли друг другу. К тому времени у Гэбриэла уже была супруга и уже родился Теобальд, но от Айны не было никакого толку и она только и могла становиться белее снега и всеми силами защищать сына. Что ж, ее нельзя было в этом винить, потому что она умела выполнять свои женские обязанности и делала это безупречно. Ее задачей было подарить Авалону наследника и сохранить его жизнь – она прекрасно справлялась. Но на большее она не была способна. Военачальники? Половина из них были предателями. Драконий остров? Они с Гэбом уже тогда отлично знали, что если удержат его власть не собственными силами, но силами соседей, Гэбриэл навсегда останется ничем перед своими собственными воинами.
Реджине было одиннадцать. Она подавала большие надежды, как колдунья и точно знала, что станет жрицей, но никто, кроме брата, не верил в то, что она сможет помочь. Тем лучше. Кто бы мог подумать, что детские руки сестры герцога творят его победы? Никто. И лишь она одна знала, что платит за этой своей душой. В ту пору она в первый раз обратилась к черной магии. А Гэб? Гэб платил за свою власть кровью. И Реджина поклясться была готова, что это тоже вырывает у него куски души. Но это было только между ними двумя и никем больше. И Корбу знала лишь одну подобную историю. Она была между Кайденом и Катрионой. И хотя даже когда они собирались вместе, об этом принято было молчать, только они четверо и понимали друг друга.
Так или иначе, но озвучить правды Редвульфу Реджина не может, потому что рискует вместо понимания получить ненависть. Нет, Гэбриэл не считался с Теобальдом. Он не относился к нему лучше, чем к Редвульфу. Дети были ему дороги, он готов был рвать за них глотки и если понадобится, то так и поступит, она это знала. Но вместе с тем Реджина знала, что единственный человек, который был действительно ему дорог и с которым мужчина готов был считаться, была она сама. И это тоже навсегда останется между ними.
- У твоего отца нет любимчиков, - она качает головой, глядя на племянника, - Просто ты был мал, и тебе повезло не заставать ссор между этими двумя в пору подростком. Клянусь Богами, если бы я не вставала между ними каждый раз, когда дело пахло катастрофой, от Асхейма бы уже ничего не осталось. Да и… - она вздыхает и подается вперед, явно не получая удовольствия от того, что говорит, - Думаешь ли ты, что Теобальд сбежал от хороших отношений с отцом? Сбежал не куда-то там, Редвульф. Он сбежал на войну в Эргерунде, на чужую войну. Сражался бок о бок с родственниками вашей матери, на стороне Вёльсунгов, получил тяжелые ранения, едва не пал… Для чего все это, по-твоему? Не для того ли, чтобы доказать отцу, что он чего-то стоит? – глупые амбиции, глупые устремления, глупые решения, глупые мысли. Все это было бесполезно и Корбу тысячу раз пожалела, что позволила племяннику бежать, но, в конечном счете, к чему бы они пришли, если бы не позволила? К еще большему разладу, к еще большим сложностям, к конфликтам и ненависти между отцом и сыном.
- Но все это не имеет значения, Редвульф, - она смотрит на него мягко, от былого гнева и жестокости не остается ни единого следа, - Важно лишь то, что ради тебя, ради Теобальда, ради Беатрис, Идунн и ради Сигурда он убьет любого, голыми руками разорвет на куски. Да, Гэбу всегда удавалось лучше быть герцогом, а не отцом, но не вини его в этом. Он не знает, как правильно, потому что сам потерял отца в твоем возрасте и, видят Боги, ему… Нам обоим пришлось очень нелегко. Он всю жизнь отстаивает власть на Авалоне и делает все возможное, чтобы избавить его от предателей и заговорщиков. Думаешь, ради себя? Нет. Ради вас. Сколько раз он говорил, что хочет оставить вам мирную землю, чистую от мерзавцев, чтобы вы прожили жизнь, которая неведома была нам. В этом его любовь, Редвульф, его уважение к вам. В его желании сделать вашу жизнь, твою жизнь, лучше, чем была наша. А говорить… - она криво усмехается, и глаза Реджины смеются, когда она глядит на сына, - Говорить и договариваться он так и не научился. Слишком мало времени провел в храме, да и там все время бездельничал и рвался убежать на тренировки с деревянным мечом, - она тихонько смеется, вспоминая те дни.
- Не будь строг к отцу. И не думай, что он тебя недооценивает, потому что это не так. Он хочет, чтобы тебе было проще, чем ему, потому что он не готов был быть герцогом, когда пал наш отец. Но главное – не позволяй себе самому себя недооценивать. Тебе вовсе не нужно одобрение отца, или кого бы то ни было еще, чтобы быть хорошим человеком, хорошим сыном, а затем и хорошим герцогом. Разумеется, если ты сам того захочешь.

- Ерунда, мой мальчик, - она улыбается и гладит племянника по щеке, как делала в детстве, когда усидчивости ему не хватало, а обратить на себя внимание надлежало не криком и силой, но лаской и любовью, - Мы все совершаем ошибки. Порой, очень глупые. Важно, что ты смог это осознать и принять, а значит, стать лучше. Я горжусь тобой, - она знает, что племяннику сейчас это нужно. Им всем нужно знать, что их ошибки прощают и забывают, а их хорошие поступки находят признание. Поступки Редфульфа и впрямь находили, потому что Корбу вырастила много детей и знала, что между подростком и мужчиной лежит гигантская пропасть из собственных амбиций, глупых попыток доказать всем окружающим, что ты чего-то стоишь и стремления утвердиться в собственной непревзойденной уникальности. Сама Корбу, конечно, была лишена удовольствия узреть нечто подобное в брате, или в самой себе, но она была убеждена в том, что иначе и быть не могло. Не будь в ту пору они амбициозными и глупыми детьми, не отвоевали бы себе Авалон, а Реджина не разделила бы бремя черной магии и не стала той, кто она есть теперь. Задача же их с Гэбом состояла в том, чтобы их детям не пришлось становиться такими же, чтобы они смогли прожить спокойную и мирную жизнь, чтобы не было у них нужды в том, чтобы проверять себя на прочность раз за разом. Это было правильно, но Редвульфу, пока, не очевидно. Придет время и он будет вести подобные разговоры со своими собственными детьми. А до тех пор Реджина могла только ждать и надеяться на то, что жизни племянников сложатся совсем не так, как их собственные и, возможно, не так как сами дети успели себе представить. В пору семнадцатилетия хочется подвигов, хочется ярких свершений, хочется новшеств и хочется вписать свое имя в историю. Но в пору зрелости хочется тихого спокойствия, умеренности и благополучия. Реджина знала, она это проходила.
- А ты здесь теперь. И это главное. Мы еще успеем наговориться, обещаю, - Корбу коротко улыбается и смеется, когда дети забегают в комнату, визжа от восторга. Старшие родственники всегда казались им чрезвычайно важными, сильными и смелыми, а когда уж кто-то из них брался рассказывать о своих подвигах, так малышей и вовсе было не оттащить в сторону. Реджина гордилась этим. Гордилась, потому что добрые отношения между кузенами, между детьми Драконьего острова и детьми Авалона были залогом будущего этих земель. Могло ли быть что-то важнее? Нет. Реджина знала, что если эти дети будут вместе, они непременно справятся со всем, что их ждет. Даже когда Реджины, Кайдена, Гэбриэла и Катрионы не будет рядом. В этом состоял фатализм любой жизни. Переход от детства к юности, от юности к зрелости и от зрелости к старости. В предыдущих звеньях всегда будут твои дети, а в последующих – родители. И в этом было что-то завораживающее, равно как и печальное. Но и это Редвульфу еще лишь предстояло понять, когда у него появятся собственные дети. И об этом тоже нужно было поговорить, с тем, чтобы подыскать ему достойную невесту. Быть может, на севере, где этих невест теперь было гораздо больше, чем находилось женихов на островах. Многие из них были богатыми вдовами, иные – принцессами, а другие – ярлами. Любая из них подойдет. Кто бы мог подумать, что время женить племянников настанет так скоро?
- Редвульф, а ты пойдешь с нами погулять на серебряное озеро? – этот и тысячи других вопросов сыплются на племянника и Реджина наблюдает за этим с улыбкой, не мешая малышам и их кузену общаться. Они довольно давно не виделись и препятствовать их общению Корбу намерена не была и даже более того – всегда поощряла интерес детей к племянникам и племянников к детям.
- Мамочка, все уже готово на кухне! – сообщает крошка Адора и Реджина улыбается, кивая головой и поднимаясь на ноги.
- Пойдем обедать. Редвульф голоден, да и вы за завтраком съели не то, чтобы слишком много, - выразительно глядя на Айдена, который тут же просится к матери на руки, говорит Реджина. Она подхватывает сына, целует его в щеку и тянет руку к Роланду и Адоре. Кто же, если не она поможет Редвульфу теперь спастись от ужасающего нападения трех маленьких сорванцов?
- Идем, - глядя на племянника с улыбкой, говорит Реджина, - Останешься? Или предпочтешь вернуться в Асхейм? – Корбу, быть может, и знает ответ, но предоставляет Редвульфу возможность выбрать самому. Не потому что вняла его капризам о том, что его должны спрашивать. А потому что всегда предоставляла племянникам выбор. Даже если их отец был против.