Это было насмешливым унижением - заставлять их всех сидеть среди пиршества и выпивать с теми, кто еще совсем недавно выступали против них, убивали их людей и всех, кого они когда-то любили и уважали. Пир на костях. Издевательская пытка. Но им пришлось, Сигрун знала, что в ее случае проявлять слабость слишком непозволительная грешность, присутствуя здесь, она лишний раз доказывала, что Инглинги не сломлены. Как же ей не хватало рядом матери. Ингхильд умела вселить в дочь уверенность лишь словом. Сигрун росла со многими, кого теперь нет в живых лишь благодаря амбициям тех, кто так громко восхвалял своего нового короля и поднимал за него бокалы. Она молча сидела за выделенным столом. Никто из людей ярла Инглинг особой радости не проявлял, хотя и тихо за их столом тоже не было. Но Сигрун больше молчала, даже к еде не притронулась, не сделала ни глотка эля из кружки, которую испепеляла взглядом время от времени, ей хотелось надеяться, что там яд. Хватит ли ума у нового короля убить ее сейчас? Впрочем, больше ее внимание и мысли были заняты догадками: чей меч пронзил тела её братьев и отца, от чьих рук они могли погибнуть. Ее воротило от всего происходящего, от запаха, что витал в воздухе, от всех этих лиц, особенно невыносимо было видеть убийцу на том месте, где когда-то сидел Висбур Вельсунг, и должен был по праву сидеть ее муж. Она знала, что Ловдунг убил Эйнара, ее супруга.  По правую сторону от Сигрун сидел Рейв, и в особо тяжёлые моменты его присутствие совсем рядом помогало девушке, лишь раз, незаметно для остальных, она сжала его крепкую руку, ощущая его тепло и поддержку.
- Я плохо себя чувствую, пойду отдохну. Не иди за мной, кто-то должен остаться. Я хочу побыть в тишине. - Не громко проговорив в сторону Рейва, Сигрун тихонько поднялась с места и покинула сие действие, что узурпатор именовал пиром. Для нее это был не пир, а поминки, она не поднимала бокал за узурпатора. За тех, кто пирует с Одином, она уже отдала дань.
Ночная мгла давно уже покрыла небо. Мрачные коридоры замка казались особенно холодными, хотя еще совсем недавно Сигрун считала Хедебю своим домом, где вырастут ее дети. Но нет, ее мечтам не суждено было осуществиться. Голоса и музыка по мере отдаления силуэта рыжеволосой девушки становились все тише, вскоре и вовсе стихли. В выделенных для ярла Инглинг просторных покоях как-будто специально было слишком тихо, лишь очаг у стены развеивал тишину теплым треском дров в ярком пламени. Сигрун и не надеялась получить свои прошлые покои, они были ей не нужны. Там в последний раз Сигрун слышала голос Эйнара, там она в последний раз видела его. Сердце в тот день предчувствовало, что это могла быть их последняя встреча, так происходило каждый раз, когда уходили ее братья и муж. Но тогда никто из них не вернулся.
Сигрун устало свалилась в мягкое кресло. Даже накидку не скинула, так и осталась сидеть в полной тишине, наслаждаясь мягким теплом, которым веяло из очага. Череп будто сжимался вдвое, по голове прошлась ощутимая, но терпимая боль. Сигрун опустила голову на опершуюся о подлокотник руку и закрыла глаза. Вторая рука прикоснулась к животу под накидкой. Она чувствовала ребёнка, а он чувствовал беспокойство матери. Сигрун слегка поглаживала округлившийся живот, давая понять разуму внутри материнской утробы, что она рядом.
Кажется, она успела задремать к тому моменту, когда окружающую тишину развеял голос, ставший уже ненавистным ее ушам. Сигрун не сразу отреагировала. Она до сих пор не привыкла к титулу ярла, обычно так обращались к ее отцу, и сквозь сон, рыжеволосая ожидала, что вот-вот раздастся поставленный, уверенный голос ярла Ульвара. Лишь пробудившись, она резко убрала руку от живота. Все-таки обращались к ней. Сигрун поднялась, поправив накидку.  Перед ней стоял Ранбьорн Ловдунг, и лицо ярла заметно переменилось, блеснув напряженностью. Нехотя, она поклонилась, как будто вынужденно.
- Мне казалось, что мы все уже сказали днем. - Голос Сигрун звучал негромко, но слышался отчетливо в тишине стен покоев. Звучал холодно, а взгляд ее был опущен.

Отредактировано Sigrun Ingling (2018-12-03 20:07:35)

Ингхильд была настроена категорично к отъезду дочери в Хедебю, и её опасения вполне оправданы. Кто знает, что может произойти с Сигрун в стенах, где теперь правит узурпатор. Мать беспокоилась за положение дочери, ведь если беременность девушки раскроется, всё может закончится плачевно как для неё, так и для ещё не родившегося дитя.  Впрочем, никакие уговоры не оказались сильнее упрямства новоиспечённого ярла. Сигрун прекрасно понимала, что это не просто приглашение, это приказ, её обязанность как ярла, которое она обязана выполнить. С ней будет Рейв и несколько всё ещё верных Инглингам людей. Кроме того, она также понимала, что находится в весьма выгодном положении, ей не грозит смерть, по крайней мере, не сейчас, когда в Эргерунде и без того крайне неспокойная обстановка. Её любили, как любили её отца, братьев и мужа, а значит, угроза пока ещё минует оставшихся в живых Инглингов. Но надолго ли? Новому королю ни к чему очередные мятежи. Ранбьорн Ловдунг был убийцей, но Сигрун не считала его глупцом.
Ингхильд учила свою дочь тому, что разум всегда должен побежать сердце. Если бы в молодом ярле играли эмоции, а не здравый ум, она бы не стояла сейчас перед ним. Но всё таки она здесь, в одних стенах с тем, кто уничтожил всю её семью, и одним Богам известно, какие мысли таятся в рыжеволосой голове ярла Инглинг.
Сквозь тусклый свет огней, едва ли было бы возможным заметить вздрогнувшие губы девушки в ухмылке. Ей забавно слышать подобные слова из уст этого человека. Ухмылка была скорее нервной, напряжённой. Сигрун глубоко вздохнула, наблюдая за тем, как тени из очага отплясывали на каменном полу свой яростный танец, будто сами Боги сейчас присутствовали здесь, высказывая весь гнев.
- Война, которую начал Ваш отец. - Холодно подметила Сигрун. Аккуратно она соединила руки спереди, от напряжения пальцы её сжались сильнее, ощутимо даже сквозь плотную кожу перчаток, что согревали её ладони. - Кажется, когда Эйрик Ловдунг начинал эту войну, он меньше всего задумывался о детях, которым придётся жить и погибать в непростое время голода и холода. А Вы эту войну продолжили. О чё же Вы, Ранбьорн Ловдунг, задумывались? - Сигрун вовремя замолчала. Голос её всё больше дрожал, под гнётом овладевающих эмоций, и лучше она замолчит сейчас, чем дойдёт до ещё более колких слов, за которые ей придётся отвечать. Она из всех сил сдерживалась как только могла. Не понаслышке ярл Инглинг знала, какова обстановка в Эргерунде. На её землях также царит голод, с которым она борется из всех сил, но, увы, даже она не всесильна.  Ярл Ульвар проявлял куда большую способность как в бою, так и в вопросах правления,  ей ни за что не заменить его.
Плод в её чреве всё больше приносил дискомфорта. Даже дитя чувствовало всё. В последнее время самочувствие девушки менялось резко, как и расположение духа.  С каждым месяцем беременности эмоциональное непостоянство доставляло проблем как самой Сигрун, так и окружающим. Её ребёнку предстоит родиться безотцовщиной, расти с осознанием того, что на троне сидит убийца всей его семьи, в том числе отца. Её ребёнку придётся жить, взращивая внутри себя ненависть.
Едва узурпатор заговорил про Эйнара, взгляд Сигрун тут же вскочил, устремившись на мужчину. Он не смеет даже имя его произносить своим грязным языком.
- Я любила Эйнара Вёльсунга, он был моим супругом. - Уверенно произнесла Сигрун. Она не сомневалась в своих чувствах к Эйнару, как и не сомневалась в том, что в их ребёнке сохранится часть его души, а значит, о нём ещё вспомнят.
Узурпатор как будто нарочно играл по самым тонким струнам, заставляя те трещать и разрываться во воспоминаниях прошедшей войны. Взгляд её стремительно пожирал силуэт в нескольких шагах от неё. Она ненавидела Ранбьорна Ловдунга, и с каждом вдохом ненависть её только крепла.
- Вся моя семья пала в бою. Мои братья, отец и муж. Тысячи невинных душ пали не за что, лишь благодаря вашим амбициям! Тысячи невинных детей остались без матерей и отцов. Кому Вы предположите им мстить? Вы убили всех, кого я знала и любила. Что же вы предложите мне сделать? Упасть к Вам в ноги и молить о пощаде? Для этого Вы призвали меня ко двору? Знайте, что я не сделаю этого. - Сигурн даже с места не тронулась, когда Ловдунг приблизился к ней, лишь на секунду замялась, выпрямив руки по бокам. Она продолжала стоять всё на том же месте, гордо приподняв подбородок. В тусклом проблеске она так была похожа на своего отца.
- Скажите, - не громко начала она - хватило ли Вам чести смотреть Эйнару прямо в глаза, пока Вы его убивали? - Этот вопрос был крайне важен для неё, ей просто нужно было знать, что виделось в глазах её супруга до того, когда жизнь в них погасла раз и навсегда.

Отредактировано Sigrun Ingling (2018-12-09 16:55:56)

Сигрун признала Эйнара в словах узурпатора. Её муж не боялся погибнуть за благородное дело, погибнуть с честью и в бою. Он всегда говорил ей, что умрёт от тяжёлой стали, но не от пожирающей изнутри хвори. Эйнар не желал погибнуть слабым и немощным. Целью любого северянина являлся пир за одним столом с богами, а прийти к ней позволяла только смерть воина. Эйнар был воином и погиб воином, и теперь по праву занимает своё место подле Одина. Она должна была быть готовой к любому исходу, и думала, что готова. Эйнар обещал ей, что вернётся, зазря вселив в Сигрун  ложные надежды.
Сигрун даже после слов Ловдунга взгляд не опустила, но  он заметно изменился, наполнился отчаянием, сдав её с потрохами. Слова мужчины словно молнией прошлись по израненной душе. Ранбьорн Ловдунг нашёл слабые места противника. Но слышала она только яд в его речи, ведь враг повержен. Что он называл честью? Откуда знать вам о чести....
Сигрун было непросто бороться с самой собой и держать в руках внутреннюю волчицу. Будь её воля, она вцепилась бы в его глотку и разодрала на мелкие кусочки. Буря наполняла её разум, но Сигрун понимала кто перед ней, а потому осознавала всю необходимость подавить гнев и не дать ему овладевать собой, к тому же это не идёт на пользу ребёнку, она не желала навредить ещё неокрепшему плоду внутри себя - последнее то важное, что ещё заставляло удерживать силу духа. Всё, что она делала, теперь делалось лишь ради этого ребёнка, чьё имя ушедшие в подполье сторонники Вёльсунгов будут тайно нашёптывать.
Возможно, Ранбьорн Ловдунг и был прав. Какой-то своей частью Сигрун это понимала, и даже уважала его попытки прийти к миру. Ей было тяжело видеть как люди голодают и пытаются выжить в непростое послевоенное время, и для того, чтобы поскорее решить проблемы на своих землях, она бросала все возможные силы, даже не позволяя накрывать свой стол чрезмерно богато. Но у монеты всегда две стороны. Было и то, что наотрез отказывалось позволять ярлу Инглинг смириться и опустить руки. Она не могла себе позволить, это можно приравнять к предательству всего того, ради чего жили и погибли все, кого она любила и кем дорожила. Сигрун могла бы утихомирить свои амбиции, присягнуть на верность нынешней власти и вернуться домой, чтобы решить нависшие над своими землями проблемы. Но что следует после? К чему всё это приведёт?  Да и как долго они будут в силах сдерживать обещания? Для ребёнка Вёльсунга этот человек был угрозой.  Кажется, что до самой  смерти Сигрун не прекратит ощущать это чувство опасности. Если они узнают.... Если этот ребёнок родится наследником Вёльсунгов, они не дадут жизни ему, а значит, что все обещания и клятвы лишь пустой звук. Они забудут данные обещания так же быстро, как успели дать. Клятвы для таких людей ничего не значат.
Сигрун с молчаливым укором слушала новоиспечённого короля. Внимала каждому его слову с лицом лишённым эмоций.
- Какой из меня правитель, если я нарушаю своё слово? Я Инглинг, а Инглинги не нарушают данных клятв. Вы дали обещания, и моя семья тоже их дала. - Голос её не дрогнул,  звучал холодно и уверенно.  Сигрун помнила о клятвах своей семьи, и не была намерена их нарушать. Ещё в тот день, глядя на то, как пламя пожирает тела отца и братьев, она дала себе слово, что смерть их не должна оказаться напрасной. Узурпатор просит её смириться, но эта просьба идёт в разрез со всем, чем жила её семья. Отец не смог бы забыть, не забудет и она. Запах тлеющей плоти как будто  до сих пор стоял у самого носа. Так пахла война.
Оказавшееся в её руках яблоко заставило дрожь пробежаться по всему телу. Она так и осталась стоять и смотреть на фрукт в своих руках, который крепко сжали её пальцы. Неужели...? Либо Ловдунг уже всё понял и оказался значительно дальновиднее, чем она предполагала, либо он попросту игрался с ней, как кошка с мышью. Сигрун не желала принимать его правила игры. Казалось, что вот-вот и она сломается под натиском, что с каждым разом так упорно и сильно давил, но она продолжала стоять на своих ногах. Опомнившись, она выдохнула, повертев сочный зимний плод в своих руках. Подумать только, даже в такое суровое время жизнь находит своё место. Напряжение заметно отразилось на её сжимающихся пальцах, колотящемся сердце и воздухе, которого для неё было мало.
- Вы могли отступить, но вы продолжали убивать, а теперь, вдоволь насытившись, обещаете, что никто больше не пострадает? - Сигрун обратила свой пристальный взор на мужчину, но говорить что-то ещё не решалась, о чём-то задумавшись, а после, продолжила, - Инглинги обязаны помочь прекратить жестокий мор, который пустили Ловдунги, я не могу остаться в стороне и сделаю всё, что в моих силах, чтобы война закончилась, но прошу помнить Вас о том, что мой дом не дал Вам клятв верности, они уже были даны задолго до вас. Я надеялась, что вы поняли это ещё днём. - Действительно ли она желала конца этой войне? Сигрун сомневалась во всём, порой, даже в самой себе. Одно Инглинг знала наверняка - она не смирится. Не сейчас.
- И да, вы ошибаетесь. - Сигрун отложила яблоко на стол, что стоял возле неё. - Или... Неужели вы беспокоитесь, что может быть кто-то, кто попытается восстановить справедливость?

Отредактировано Sigrun Ingling (2019-01-31 20:10:11)