- Чёрный, чёрный и чёрный? - иронический тон голоса принадлежал, разумеется, Лисандру.

- Я бы попросил, чтобы вы, ваша милость, воздержались от такого рода комментариев потому как должны понимать, что здесь вам не кабак, а королевский дворец. - словно заранее заготовив ответ, камергер с беспристрастным видом поспешил ответить на колкую иронию, вызвав нескрываемый смешок со стороны Лисандра и улыбку на лице Эдельвульфа. Как бы то ни было, но чувства юмора эти двое ещё не потеряли, а кто подходит для своей цели лучше, чем самый серьёзный человек в комнате?

За окном было раннее утро, однако королевский дворец уже давно не спал. Прямо сейчас пара пажей при неустанном контроле со стороны камергера, помогали новоиспечённому императору подобрать для него идеальную одежду и помочь с тем, чтобы каждый дюйм смотрелся идеально. За время своих путешествий Эдельвульф давно уже позабыл о том, что такое сидеть и ждать пока на тебя натянут всю эту одежду и потому ему оставалось лишь покорно ожидать конца всего этого и изредка переговариваться с Лисандром, который ни за что не мог пропустить зрелище, как только увидел предлагаемые его другу на выбор наборы: все они были чёрных тонов с разного уровня белым цветом, в основном от манжетов и воротника. Придворным было сразу же объявлено о том, что хоть этот человек и не представлял из себя никого из тех, что необходимы императору в подготовке к своей же аудиенции, то был близкий друг и он имел право находиться даже при таком, казалось бы весьма интимном, процессе. Разумеется, камергеру всё это жутко не нравилось, в частности из-за бросаемых время от времени иронических выражений, но поделать было ничего нельзя. Приходилось лишь терпеть.

Наконец все приготовления, занявшие около часа, были завершены и пажи с камергером удалились. По той простой причине что у слуг императора ещё было не мало дел. Сейчас сам Эдельвульф находился перед огромным зеркалом во весь человеческий рост и смотрел на себя как бы со стороны. Для него до сих пор было непривычным ощущать себя в положении правителя, соблюдать расписание, носить узкую и до жути неудобную одежду. Всё это со временем притрётся, разумеется, но пока же молодой человек взирал на себя в зеркало и видел кого угодно, только не себя самого. И всё же следовало привыкать к тому, что теперь то был он и таковым ему надлежит быть до конца жизни.

- Жаль, я не смогу присутствовать на этой аудиенции, так что постарайся не наговорить глупостей, чтобы мне не пришлось за тебя краснеть, ладно? - тон голоса Лисандра был как всегда шутливым, таким каким он мог говорить только наедине со своими друзьями. Интереса ради он тоже посмотрел в зеркало, но лишь хмыкнул, глядя на отражения, - сделайте лицо попроще, ваше императорское величество.

Спустя десять минут они расстались. Император в составе пары стражников направился в тронный зал, в котором уже ожидали прибывшие на аудиенцию гости, ну а его лучший друг отправился разумеется в сторону кухни, в поисках чего-либо пожевать. Хотя Эдельвульф прекрасно знал, что настоящей причиной была одна милая служанка, что помогала повару. Тем временем чем ближе находился тронный зал, тем сильнее император проваливался в собственные думы. Он не знал, что следует говорить. Точнее нет, что именно следует говорить и как именно он знал, лишь до сих пор не мог привыкнуть к своему положению. Сейчас ему надлежит говорить с Ранбьорном Ловдунгом, человеком, который от части стал причиной тех бед, которые сейчас испытывала его кузина Асвейг, невеста короля-узурпатора. Брак разумеется являлся политическим, он должен был положить конец длительной войне и стать гарантом мира и стабильности в королевстве в целом и империи в частности. Что думал о нём сам Эдельвульф? Что может думать человек о том, кто стал виновником гибели и его родственников? Как человек, он конечно же испытывал неприязнь, от части ненависть и отвращение, однако надо было понимать что то была смерть в бою, а что случилось - того уже не вернуть. Кроме того, его личные чувства не должны даже частично влиять на решение о принятии клятвы. Император понимал, что в данном случае решение следует принимать исходя из интересов империи, а не своих собственных и потому у него были связаны руки. Однако - это не касалось условий, которые можно и нужно было поставить перед Ранбьорном прежде чем говорить последнее и решающее слово. Правда сначала - необходимо поговорить с кузиной. И послушать из её собственных уст о ситуации в королевстве и в частности узнать относятся ли к ним как того подобает их положение и статус.

Боковые двери в помещение раскрылись и тот час же по залу раздался гул шагов, отражаемый эхом от стен и потолка тронного зала, после чего они застыли у самого трона, возвестив всем присутствующим то, что можно начинать аудиенцию. По знаку, одетого в чёрный с белым дублет мужчины, герольд громко и отчётливо произнёс следующие слова:

- Его Императорское Величество Эдельвульф, третий этого имени, из династии Рэдвайн! Король Аргайла и император Фир Болга!

Как бы сильно не раздражал его придворный этикет, однако следовало придерживаться каждого знака, каждого движения и потому выдержать паузу перед тем как наконец заговорить самому, давая слово новоиспечённому королю и своей кузине. Увы, сколько не обводи глазами собравшихся в зале, пока ты сам не заговоришь, никто не сможет нарушить молчания, таковы были правила. Хоть и знал он что на него обращено множество глаз, которые смотрели с интересом и тревогой, пришла пора говорить. И действовать.

- Я рад приветствовать в этом зале всех собравшихся, в особенности же свою кузину Асвейг Вёльсунг и вас, король Ранбьорн Ловдунг, - с этими словами Эдельвульф сделал несколько шагов вперёд, спустившись с постамента на котором находился трон и снова гулкое эхо стало отражать его шаги, - добро пожаловать в Кинтайр. Надеюсь, вы добрались без происшествий?

Говорить эти слова приходилось весьма осторожно и медленно, ведь если сестру он был искренне рад видеть, то вот это совершенно не касалось того, с кем она прибыла. Тем не менее приходилось сохранять приветливое выражение лица и говорить так, как будто бы он был рад видеть их обоих. Во всяком случае, таковы были нормы этикета и от него никуда не денешься, к сожалению. А ещё к этому необходимо будет привыкнуть, потому как длительные путешествия всё же не могут выветреться так быстро, ровно как и приобретённые привычки.

- Дорога наверняка выдалась для вас утомительной, поэтому вы можете располагаться во дворце и как следует отдохнуть, слуги покажут вам ваши покои. А вечером, перед тем как принимать вашу присягу, король, я бы хотел поговорить с кузиной. Наедине.

От этого разговора зависит очень многое. О Вседержитель, дай мне сил выдержать всё это и принять правильное решение.

Лишь только теперь император вернулся обратно и мог сесть. Ровно как могли сесть и все присутствующие в зале.

Отредактировано Adalwolf Redwyne (2018-12-09 13:32:52)

Асвейг множество раз была в Кинтайре с тех пор, как родилась. Бесконечное число путешествий в ту пору было для нее нормой жизни и даже если они с матерью и сестрами не отбывали из Хедебю, чтобы найти пристанище в Кинтайре, то они бежали из одного замка в другой. В столице принцессе нравилось, даже когда она была малышкой. Здесь она провела лучшие дни своего детства, играя с кузиной и кузенами, кушая сладости и выбирая наряды. Здесь не было нужды думать о войне, о том, куда они побегут, если армия Ловдунгов окажется слишком близко к очередному городу, о том, что будет, если отец не вернется. Здесь она играла в прятки с Эдельвульфом и примеряла диадему Квентрит, кривляясь у зеркала, здесь она знала каждый коридор, каждую лестницу и каждый зал и это место потому, было ей родным и близким, теплым и дорогим сердцу.
Думала ли Асвейг, что когда-нибудь приедет сюда с человеком, от которого все это время бежала сама и бежала ее семья? Едва ли. Боги сыграли с нею злую шутку, и девушка не вполне была уверена в том, что готова оценить ее в полной мере.
Стоило ли говорить, что принцесса хорошо понимала, как непросто складывается ситуация? Едва ли она ощущала хоть толику того напряжения, что чувствовал король, но испытывала она весьма противоречивые и далеко неоднозначные чувства. С одной стороны, она могла хоть в первые мгновения их встречи с кузеном, упасть ему в ноги и рыдать на глазах у всего двора, убеждая императора в том, что она – хрупкая женщина, нуждающаяся в защите от произвола узурпатора, его семьи и его людей. О, Асвейг прекрасно знала, как чувствителен может оказаться брат по отношению к ее горю и как этим можно воспользоваться. С другой стороны, сама мысль казалась ей отвратительной, чудовищной и премерзкой. Для такого рода спектаклей надлежало отправлять сюда, пожалуй, Асхильд, а что до ее старшей сестры, то этой принцессе сложно было потакать подобной несправедливости. Нет, она не забыла, что этот человек убил ее брата и ее отца, она не забыла, что он был повинен в страданиях ее земли долгие годы, но равно также она не забыла всего, что он сделал для нее в пути. Да, быть может, это была игра, жестокая и лицемерная и он вел себя так только потому что знал, что им предстоит встреча с императором. Да, быть может, она в силу своей наивности и неумения распознавать чужие посылы, видела что-то хорошее в человеке, который того не стоил, но Асвейг не хотелось в это верить. И она не желала клеветать на Ранбьорна, хотя, весьма вероятно, именно этого от нее ждала мать. И девушка, привычно твердая в своих убеждениях, не знала, как ей надлежит вести себя теперь. Это был ее шанс. Шанс сокрушить узурпатора всего четвертью часа унижения на глазах у всего императорского двора. Но единовременно это было испытанием. Потому что она не желала лгать и вести себя недостойно, унижая тем самым не только короля и императора, но даже саму себя.
Сказать, что путь выдался непростым – не сказать ничего. Синяк на лице заживал медленно, намного медленнее разбитой губы, уже почти незаметной. Девушка успела пожалеть, что позабыла взять с собой запасы зелий, а лечить саму себя при помощи магии она никогда не умела. Впрочем, все ерунда, ведь она была жива и стояла во внутреннем дворе императорского дворца, а это говорило о многом. Хотя один ее вид мог неприятно поразить родственников и вызвать бесчисленное множество вопросов.
Расчесанная копна светлых волос аккуратной волной рассыпалась по плечам и Асвейг готова была признать, что теперь это – ее единственное достоинство, чуть прикрывавшее синяк и изрядно потрепанный дорожный плащ. В ней без труда можно было узнать принцессу севера, одежда ее не говорила об ином, равно как и вышивка волка на груди платья, но тот факт, что дорога выдалась до крайности непростой, угадывался с первых мгновений.
Своего вида принцесса не смущалась. Своих мыслей и метаний – да, безмерно. И потому, вопрос короля бьет в самую цель, заставляя девушку вздрогнуть и чуть помедлить с ответом. Она успевает разгладить ткань платья и поправить плащ, обвести взглядом хорошо знакомый королевский дворец, прежде чем поднять холодный, почти осуждающий взгляд на Ранбьорна. Если он сомневался в ней, стоило ли ей вообще испытывать муки выбора между двумя равноценными вариантами перед встречей с императором?
- Если вы спрашиваете о моем кузене, то Эдельвульф – достойный человек. Последний раз мы виделись не так уж давно и я могу сказать, что император – добрый, совестливый, честный и благородный мужчина, от которого Вам не стоит ожидать подлости, показной жестокости, или несправедливости. Он молод, амбициозен, полон сил. И если власть и испортит его, то не так скоро, - тихо говорит Асвейг, глядя на Ранбьорна. Она понимает, что их с кузеном детские игры закончились и сейчас она ему не только и не столько сестра, сколько подданная и ей надлежит проявить терпение, должное уважение к новому статусу кузена. Этого же она ждет и от Ранбьорна, хотя понимает, что двое этих мужчин полярны и в понимании ситуации, и в отношении ко всему, что происходит в империи.
- Если Вы спрашиваете обо мне, Ранбьорн, - куда жестче произносит принцесса, - То меня оскорбляет Ваш вопрос. Но если хотите знать, то я не собираюсь говорить императору ничего, что являлось бы неправдой. Я не унижу ложью ни его, ни Вас, ни себя. Хотя не сомневайтесь: Эдельвульф любит меня братской любовью столь же сильной, сколь я люблю его. И если бы я упала ему в ноги, моля о защите, назад в Эргерунд уехала бы Ваша голова. Отдельно от тела, - она говорит это из вредности и желания уколоть Ранбьорна так же, как он уколол ее. Отчасти, то, что она сказала, было правдой, но оснований полагать, что для брата все было именно так, как она говорила, у Асвейг не было никаких. Что же касалось обещания говорить правду, то Асвейг пообещала королю не лгать, но никто и ничто не мешало ей увиливать, умалчивать и изворачивать факты так, что они лишь отдаленно напоминали бы объективную реальность. Не то, чтобы принцесса в этом преуспела, но она имела некоторые познания в этих гнилых манипуляциях. В конечном счете, она была дочерью и своей матери тоже.
Высокие стены тронного зала Асвейг узнает без труда, как и некоторые из лиц придворных. Узнает она и кузена, что сидит теперь на троне и это кажется непривычным и почти противоестественным, но принцесса быстро осознает, что перед нею не только ее кузен, но и ее император. Она рада слышать его голос и хочет проявить свое расположение хотя бы короткими объятиями, но вокруг слишком много глаз, а потому Асвейг лишь совершает глубокий реверанс, склоняясь перед кузеном, а затем поднимается, выслушивая приветствия между братом и королем.
- Благодарю Ваше Императорское Величество за гостеприимство, - тихо произносит она, глядя Эдельвульфу прямо в глаза. Сердце ее тяжело бьется в груди, но видят Боги, она безмерно рада его видеть, - Как пожелает император, - тут же отвечает Асвейг на изъявление желания беседы девушка, а затем склоняется еще раз и едва кузен кивком головы отпускает их, следует за слугами, что ведут их в покои.

Часть ее вещей уже успели перенести в покои, но фрейлин еще не было и девушка запирает двери, прислоняясь к ним спиной и прикрывая глаза.
- Всеотец и Великий Тунар, даруйте мне мудрости и мужества поступить достойно и разумно, правильно и справедливо по отношению к самой себе, к своей семье, своей стране и к вам. Я нуждаюсь в этом, как никогда раньше, - она не плачет, но лицо принцессы искажает гримаса отчаяния и боли. Она делает несколько глубоких вдохов и проводит ледяными ладонями по лицу, прежде чем открыть двери и впустить внутрь слуг, давая им возможность закончить начатое.
Остаток дня Асвейг проводит, купаясь в горячей ванне с цветками лаванды и маслами, привезенными из дальних земель. Это теперь ей до крайности необходимо, потому что в какой-то момент принцессе показалось, что от усталости и их злоключений в дороге у нее болит каждая клетка тела. Так что, несколько часов девушка занята купанием и никак не желает прощаться с ароматным куском лучшего мыла, которого, мнится, не было на севере уже несколько лет.
Она выбирает для визита к кузену темно-синее платье с волками, вышитыми нитями по подолу и оказывается собранной как раз тогда, когда приходит слуга и сообщает принцессе, что император ждет ее на ужине в его покоях. Асвейг бросает взгляд в зеркало и отмечает, что вид ее теперь омрачает лишь уродливый синяк на лице. Надлежало попросить у кузена трав, чтобы сварить заживляющий отвар. Негоже было разгуливать в таком виде по дому.

- Ваше императорское величество, - она склоняется перед братом и встает лишь тогда, когда он ей позволяет. В комнате совсем немного людей. Очевидно, что Эдельвульф в самом деле собирался поговорить с нею наедине.
- Брат, - наконец, заключает она и голос Асвейг дрожит. Ей кажется, что она не называла так никого целую вечность. Но нет. Только с тех пор, как все ее родные братья, кроме одного, пали в битве.
- Я так рада видеть тебя.

Асвейг не лгала, когда говорила Ранбьорну, что Эдельвульф – хороший человек. Она знала и помнила его именно таким еще со времен, когда они детьми носились по этому замку, звонко хохоча и убегая от нянек. Он всегда защищал ее в их совместных шалостях, давал ей советы и поддерживал ее в юности, а прибыв в Эргерунд в последний раз и вовсе был ей близким другом, опорой и поддержкой в непростых днях. Принцесса ничего из этого не забыла. Он был ее императором, но они, вместе с тем, были семьей, и больше всего на свете девушка хотела теперь забыть обо всех условностях, сложностях и что важнее – причине ее визита сюда. Она хочет сидеть и болтать с ним, как с братом. О прочитанных книгах, о взгляде на религию, о новостях с островов, о том, что Квентрит нужен отпуск, о последнем рыцарском турнире и обо всем другом, что только могли они обсуждать, будучи принцем и принцессой. Асвейг не хотела стоять перед выбором: сказать ей брату правду, или солгать, чтобы одним махом избавиться от врагов своей семьи. Асвейг не хотела даже говорить и думать об этом, потому что Эдельвульф был дорог ее сердцу совсем не как император и не как ее сеньор, а как человек, которого она знала еще мальчишкой. И груз на сердце принцессы становился тяжелее с пониманием этого, потому что лгать ему казалось кощунственным и отвратительным. Но вместе с тем, страх за оставшуюся семью, за Эргерунд и за то, что будет дальше, был слишком силен, чтобы вот так легко отказаться этого не делать. В это мгновение Асвейг казалось, что Боги к ней слишком жестоки. Ставить ее перед таким выбором было кощунственно. И тревога Эдельвульфа за ее состояние и состояние их семьи лишь подстегивала стыд и отрицание. Как она может лгать ему и заставлять его тревожиться за нее еще сильнее, если он итак волнуется? Это искренне. Она видит. Она слишком хорошо его знает.
Ком встает в горле и принцессе стоит больших усилий, чтобы сдержать слезы, которые все равно накатывают на глаза. Но это не слезы страха перед Ловдунгами и тем, что они могли сделать и уже сделали. Это слезы немыслимого стыда за то, о чем Асвейг пока успела только помыслить, но равно и за то, что она собиралась сделать и сказать. Эдельвульф не должен был в этом участвовать. На его месте должен был быть его безумный отец, кто-нибудь из его старших братьев, кому лгать было бы легко и даже приятно, потому что они никогда не были близки и между ними бы не было никаких эмоций – только вопросы чести, в которых брат был обязан защитить интересы сестры. Но здесь все иначе. И слезы хлынут из глаз принцессы против воли, потому что ей уже сейчас хочется просить у Эдельвульфа прощение за то, что она будет говорить, будет делать и как станет себя вести не во благо самой себя, но во благо своей семьи, живой ее части и мертвой, нуждающейся в помощи и уже лишенной ее. Быть может, если бы Эдельвульф был императором в период этой войны, все сложилось бы совсем иначе и ее родные были бы живы, потому что он бы их поддержал. Но история не терпела сослагательного наклонения. Исправить ничего было уже нельзя. Но отомстить было можно.
- Это сделали его люди, - утыкаясь в плечо брату, всхлипывая, произносит Асвейг. Она прижимается к брату, не поднимая головы, потому что боится встретиться с его взглядом и понять, что не может больше следовать исходному плану. Ей было стыдно перед Эдельвульфом, перед самой собой и перед Ранбьорном. Но она не понимала, никак не могла взять в толк, как вообще может испытывать стыд перед убийцей своего брата и своих родных. Более того, не понимала принцесса и того, как тот, кто уничтожил ее семью, мог казаться ей хорошим человеком, не заслуживающим быть оклеветанным. Отступить еще было не поздно. Она еще не солгала. Синяк на ее щеке действительно оставил один из воинов Ловдунгов. Она лишь умолчала о том, что сделал с этим воином сам Ранбьорн, защищая ее.
Девушка все-таки отрывается от плеча кузена, всхлипывает, утирая слезы с лица, и садится за стол. Она не поднимает взгляда, явно демонстрируя, насколько ей неловко за проявление такого рода чувств. Что ж. Это не показное. Ей в самом деле стыдно и за свои слезы, и за свое поведение, и за то, как она обойдется с королем. Но Ловдунги этого заслуживали. Ведь заслуживали же, да? Отец, вознесшийся в чертоги Одина, помоги ей быть достойной дочерью и сражаться за свою семью так же, как сражался ты сам.
- Если это в самом деле так, то я хочу остаться, - растирая слезы по щекам, произносит Асвейг, на этот раз, глядя на брата, - Но я боюсь, что станет, тогда, с матерью, Асхильд и… - она всхлипывает, закрывает рот ладонью, - И малышкой Аслоуг, - и снова не ложь. После приключений сестры в подвалах замка, где она едва не напоролась на большую беду, что с нею будет и в самом деле неизвестно. Просто угрожают ей не Ловдунги, а те, кто затевал против них заговор.
- Ловдунги убили всю мою семью, Эдельвульф. Мы сумели спрятать Магнуса, но что дальше? – вопрошает она, глядя на императора и своего кузена. Есть ей сейчас совсем не хочется. И Асвейг вовсе не чувствует себя лгуньей и обманщицей, потому что большинство вопросов, которые она задает – вполне искренние и чувства, тот страх, что она испытывает – тоже. У нее нет оснований доверять Ловдунгам. Да и с чего бы это? Так что опасения ее не были лишены смысла, не были лживы.
- Сигрун, вдова Эйнара, она беременна, Эдельвульф. Что сделают они с нею, когда об этом станет известно? А что станет с моим племянником, если родится мальчик? – ужас в ее глазах читается без труда. И вопросы, которые задает Асвейг, в самом деле ее волнуют. А слезы, что теперь льются из ее глаз, это уже не слезы стыда. Она не позволяла себе плакать ни единого мгновения после поражения армии отца, а теперь ей кажется, что рядом с братом, быть может, единственным человеком, которому она может доверять, весь ужас происходящего и вся скорбь стали вдруг ей понятны. Она оплакивает своего отца и братьев, судьбу матери и сестер, к которым, без сомнения, относила Сигрун.
- Ты знаешь? Он хочет на мне жениться. Человек, у которого на руках кровь моего брата, а быть может, моего отца и других братьев, возьмет меня в жены. Я стану пленницей в собственном доме. А Эргерунд? Что станет с моей страной, когда они начнут править? Сколько еще крови наших сторонников прольется, когда они утвердят свою власть? – она вновь всхлипывает и отводит взгляд в окно, кусая губы. Какое-то время девушка проводит в молчании, силясь успокоиться, но слезы все никак не желают высыхать. Она молчала так долго, она так долго терпела и носила всю тяжесть своего положения в себе, что теперь слезы кажутся необходимыми. Эдельвульф видел ее ревущей сотни раз, потому что малышкой она была весьма впечатлительной и обидчивой, да к тому же не терпела боли. Но теперь совсем другое дело. Горе ее больше не было эфемерным. Оно было таким явственным, что можно было пощупать.
- Прости, - шепчет она, протягивая руки к руке брата на столе и сжимая его ладонь, - Прости. Мне просто очень страшно.

Асвейг кажется это странным, но она верит словам кузена. Пожалуй, она верила им всегда, с тех самых пор, как они впервые познакомились, но за прошедшее время многое изменилось и главное – изменился статус самого Эдельвульфа. Теперь он был даже не королем, но императором. А император был вынужден заботиться не только о благе своей семьи, к коей Асвейг себя относила, но и о благе своего государства. Да, принцесса могла это понять. Или попытаться понять, потому что осознание императорского долга брата было для нее весьма поверхностным, недальновидным и, по факту, пустым. Потому что Асвейг знала, что Эдельвульф должен думать о будущем всей империи, но ей упрямо казалось, что правление ее младшего брата – именно то, что этой империи нужно. Законный король на троне Эргерунда, наследник отца. Преемственность власти, родственник на троне, законность и легитимность. Так ей казалось в силу неопытности, наивности и святой веры в то, что Ловдунги – ублюдки и узурпаторы. Принцесса не в силах была осознать, что все выглядело несколько иначе, нежели она себе вообразила. Власть малолетнего короля была неоднозначна и сомнительна, его права, после завоевания трона Ловдунгами – тоже. Пойдут ли за ним его вассалы? Уважают ли его мать достаточно сильно, чтобы она смогла править за Магнуса до тех пор, пока принц не подрастет? У Империи уже был один малолетний правитель на троне, их с Эдельвульфом племянник – малолетний Ратибор при регентстве своей матери, Рогнеды, что приходилась Асвейг родной сестрой. Желать еще одного ребенка на троне было бы как минимум недальновидно. Способствовать его появлению на то самом троне – тем паче. Но для принцессы все эти мотивы были совершенно неочевидны, как были чужды и десятки других. Логика ее была пряма, как палка и не терпела ни отказов, ни ответвлений. Они – законная династия, родственники императора, потерявшие отца и братьев. У них есть наследник. Последний из Вельсунгов. Он должен сесть на трон. Что может быть проще этого? Тут не о чем было говорить. Асвейг казалось это очевидным и она убеждена была, что и императору тоже. А потому, она свято верила его словам о том, что стоит ей пожелать и Ранбьорн не вернется в Хедебю, а сгниет в темнице Кинтайра.
Слова эти ласкали слух. Принцесса, еще пару минут назад, отчаянно переживавшая о том, что дурно обойдется с человеком, который личной ей не сделал никакого зла, отбросила всякие сомнения, лишь услышав утверждение брата. Он предлагал ей месть. Мгновенную, безупречную, законную. Месть, которая не требовала от самой принцессы совершенно никаких вложений. Ей ведь даже ручки пачкать не придется и ее отец, братья, ее сестры и она сама будут отмщены руками единственного человека, который мог теперь быть им защитником. О, эти мысли пробуждали все самые темные уголки души Асвейг и она чувствовала, как эта гниль, единожды показавшаяся, расползалась по душе, сердцу и разуму, заполняя его мыслями далекими от праведных. Всего мгновение и принцесса уже готова лгать снова и снова, лишь бы это привело Ловдунгов на эшафот. Заложники при императорском дворе? К черту! Она увидит, как узурпатору отрубят голову, а что до Хедебю, то там… Там они что-нибудь придумают. К чему эти дальновидные планы и размышления, если она может увидеть расправу над убийцей своих родных здесь и сейчас, когда ее будут окружать самые близкие люди, ее семья, ее родные и именно они защитят ее от всех последствий. Эдельвульф – хороший человек, она ему верила. Верила в его защиту. Верила в его любовь. Верила в то, что он станет прекрасным императором и начнет с этого, без сомнения, мудрого и дальновидного решения, показав всей империи, что станет с тем, кто посмеет нарушать законный порядок наследования в его королевстве. Асвейг не верит в мотивы, названные Ловдунгами. Асвейг не верит в то, что какая-то там прабабка отца Ранбьорна на самом деле существовала. Все это вздор и абсурд. А теперь они заплатят за него своими головами и начнут с самого узурпатора. Он же хотел предстать перед императором и преклонить колени? Он сделает это. На эшафоте.
- Спасибо, Эдельвульф, - захлебываясь в слезах, произносит Асвейг, силясь теперь унять слезы, которым, быть может, совершенно напрасно дала ход. Она сжимает в руках подарок брата со всей бережностью и почтением, потому что мать императора была ее теткой и Асвейг помнила ее из детства улыбчивой, доброй и ласковой женщиной, которой обещала маленькой принцессе, что та вырастет красавицей. Принцесса, конечно, выросла. Да только тетушка уже не увидела этого. И Вёльсунг, порой, завидовала ей. Ведь если бы и ее не было, ей бы тоже не пришлось наблюдать за падением и уничтожением их династии, за пережитым позором и собственным бесчестьем, в которое принцесса не в силах была до сих пор поверить.
- Его… - она всхлипывает и отпивает воды из кубка, чтобы унять слезы и суметь говорить. Девушка прикладывает платок к лицу, утирая слезы и чуть успокаивается, притихая, - Его руками был убит Эйнар. Ты ведь помнишь Эйнара? – глупый был вопрос. Эдельвульф, наверняка, помнил их всех и даже малышку Аслоуг, - Может быть, были убиты другие наши братья. А теперь этой рукой он будет держать мою руку, когда Верховный Дроттар нас поженит, - слезы вновь хлынут бесконечным потоком и Асвейг вновь запьет их водой, чтобы не допустить откровенной истерики. На это у нее уходит какое-то время. Она успокаивается и аккуратно складывает платок, убирая его в карман платья. В комнате на какое-то время наступает безупречная тишина и, наконец, Асвейг выпрямляется, вздыхает, прикрыв глаза, а когда распахивает их, глядит прямо на Эдельвульфа.
- Я хочу, чтобы он заплатил равнозначную цену за свои преступления. Я хочу видеть его в тюремных казематах с крысами. И я хочу видеть, как палач опустит топор на его шею.

Что может быть хуже, чем ожидание? По мнению дроттинна Эргерунда - ничего.
Он с удовольствием принял ванну, побрился и облачился в чистые штаты и рубаху.
Время тянулось медленно, хотя Ранбьорн и пытался занять себя хоть чем-то.
Но мысли то и дело возвращались к тому, что с минуты на минуту состоится разговор Асвейг и императора. О чем она расскажет этому юноше? Как он отреагирует? Ранбьорн понятия не имел о характере Эдельвульфа. Вспыльчив ли? Рассудителен? Насколько он сам держит власть или им управляют более мудрые умы?
Ловдунгу очень хотелось верить в то, что невеста не совершит глупость, о которой ей самой придется пожалеть. К тому же она так красноречиво ответила ему о том, что его опасения оскорбительны… Вспомнит ли она, что он спас ей жизнь? О том, что был ей защитником в пути? Или сконцентрируется на своей ненависти?
Слуга накрыл ужин. И хотя Ранбьорн был голоден, садиться за стол не спешил. Лишь неспешно потягивал отличное аргайльское вино из кубка. Дурное предчувствие скрутилось в груди, точно змея.
Отослав слугу, Ранбьорн приблизился к окну. Отсюда открывался прекрасный вид на город. Но король не видел ничего… Слишком был погружен в свои мысли.
Стук в дверь. Поставив кубок на стол, дроттинн приблизился к ней и распахнул настежь. Пред ним стоял незнакомый молодой человек и четверо стражников. Все в доспехах. И настроены они были решительно.
Впрочем, обратился к нему юноша почтительно. Протянул свиток, с императорской печатью. Ранбьорн несколько секунд смотрел на незнакомца, затем сломал печать и пробежал глазами по изящно выписанным буквам приказа об аресте. Губы его дрогнули в злой усмешке.
Выходит его предчувствие сбылось. Асвейг… Злость, ярость кипели в груди. Она предала его. Так просто. Стоило послушать совета и пригласить императора в Эргерунд, а не отправляться на поклон лично. Что же… Если такова воля богов..
-Ведите, милорды. - Ранбьорн протянул юноше свиток и послушно вышел из покоев в коридор.
Стражники тут же окружили его. Все люди Ловдунга были направлены охранять принцессу. Что с ними будет теперь? Убьют? Или отпустят? Скорее первое, чем второе.
Они прошли по одному из коридору, свернули к неприметной лестнице и стали спускаться. Спускались долго. Ступени оказались довольно крутыми и узкими. Их освещали редкие чадящие факелы.
Затем начался еще один длинный коридор. Винтовая лестница. Решили упрятать подальше - решил дроттинн.
Когда его сопровождающие остановились пред массивной, окованной металлом дверью, к ним подошел еще один мужчина. Крупный. С жестким выражением лица. В огрубевших руках он держал кандалы.
-Ваши руки, милорд. - Прохрипел он. Ранбьорн вопросительно изогнул брови. Серьезно? Усмехнулся, качнув головой и вытянул руки перед собой.
Холодный метал плотно обхватил его запястья, впиваясь в кожу. Ключ повернулся в замке. Затем тот же человек отварил дверь его новых покоев.
В нос ударили не самые приятные запахи. Затхлость, гниль.. Факел осветил маленькую камеру. С холодными, голыми стенами. На полу соломенный тюфяк. Окна не было. Ранбьорн оглянулся на провожатого с злой ухмылкой. Он запомнил лицо парнишки. Шагнул в камеру и остановился посредине. Дверь с натужным скрипом захлопнулась, отрезав его от мира. Камера погрузилась в непроглядную темноту.

- Кто знает, что могло бы сейчас случиться, не окажись я в Эргерунде дабы увидеть собственными глазами то что осталось от раздираемого многолетней войной королевства и в каких условиях приходится находиться людям. Почти пять лет мы на пару с Лисандром путешествовали по стране и за это время увидели достаточно горя для того чтобы начать что-то делать. И первым моим решением будет именно становление порядка в тех землях и избавление населения от нужды. У меня уже имеется определённая тактика по которой я буду следовать, однако необходимо время для реализации всего задуманного. Можешь быть уверена, что теперь всё будет по-другому, - есть Эдельвульф не хотел, да и пил крайне сдержанно. По крайней мере пока, до прихода Лисандра и Габриэля, с которыми надлежало обговорить всё случившееся, - это лишь малая часть того, что я могу и должен сделать для тех людей. Они слишком много страдали... Так же как и все вы.

Что не говори, а Эдельвульф и сам был наполовину Вёльсунгом, да и все те кого уже не было рядом с Асвейг, её матерью и сёстрами не должны быть забыты вот так вот, поэтому своих близких, родственников, потеряли не только они. К слову говоря арест Ранбьорна теперь следовало трактовать именно как арест бунтовщика и узурпатора, если император не хотел проблем с Советом и сестрой, которым явно придётся объяснять этот несвоевременный и внезапный шаг. Впрочем, они не должны сильно возмущаться или быть против, ведь по законам Империи Эдельвульф поступил совершенно правильно. Вопрос теперь в другом - что делать с Эргерундом и теми Ловдунгами, что остались там. Пока ответа на этот вопрос у него не было, впрочем об этом можно было подумать и завтра. Кто знает что принесёт ночь?

- Сейчас Магнус является наследником своего отца, а значит и законным королём Эргерунда. Но ситуация такова, что он ещё слишком мал дабы самостоятельно управлять целой страной. Я должен обдумать этот вопрос с Советом, Асвейг. Такие решения нельзя принимать в одиночку. Думаю, долго ждать не придётся, ближайшее заседание намечено на послезавтра, поэтому если у тебя найдутся силы подождать пару дней, то вопрос решится и тебе, надеюсь, станет спокойнее.

Совместный ужин императора и его кузины продолжался уже какое-то время, разговор постепенно начал переходить на более отвлечённые темы, касаемые скорее воспоминаний из детства, каких-то историй которые происходили во время странствий Эдельвульфа, они затронули их совместных родственников, ушедших и ныне здравствующих, словом - говорили о чём угодно, только не о делах. Сейчас Асвейг должна была отдохнуть, поесть и хотя бы на какое-то время забыть обо всём, как будто бы ничего и не было, а они, брат и сестра, снова вот так вот сидят вместе как и много лет назад и обсуждают какие-то свои дела, которые никого больше не касаются. Во всяком случае именно такую атмосферу хотел создать Эдельвульф для кузины, дабы она окончательно почувствовала себя дома и могла расслабиться по-настоящему. В конце концов они не виделись так долго, так что государственные дела и вопросы вполне могли подождать какое-то время, хотя бы до следующего утра.

- Как же сильно летит время... Ещё совсем недавно мы с тобой были детьми и вот теперь каждый из нас находится там, где и не думал оказаться. По крайней мере не так скоро, - тень улыбки, скорее немного грустной, касаются лица Эдельвульфа, однако быстро исчезают, уступая место некоему удовлетворению, - я так точно. А в результате вот как всё обернулось. Я думаю, нам с тобой обязательно нужно как-нибудь устроить небольшую конную прогулку. Ты ведь ещё не разучилась держаться в седле? - последний вопрос явно прозвучал как вызов, как будто бы им действительно было сейчас лет по шестнадцать или меньше и они действительно были детьми, - но не сегодня. Уже слишком позднее время, я не хочу что бы ты упала с седла и что-нибудь себе сломала. Кроме того, ты ведь даже совершенно не отдыхала с дороги практически. Мы ещё успеем с тобой наговориться, ещё устанешь от меня, но сейчас извини. Тебе необходимо отдохнуть. Идём, я провожу тебя.

Едва только дверь императорских покоев раскрылась, как появился Лисандр, находящийся недалеко в коридоре, явно ожидающий того, когда наконец начнётся их каждодневный междусобойчик, их Совет. Или как называл его сам Эдельвульф, Триумвират. Поприветствовав императора и его кузину, он стал ожидать приказа.

- Проводишь Асвейг до её покоев, после чего мы уже будем ждать тебя. Проследи чтобы с её головы ни один волос не упал, отвечаешь головой. Доброй ночи, Асвейг. Постарайся отдохнуть.

Лисандр едва дрогнул мышцами на лице, явно чуть не усмехнувшись, учитывая что такого рода приказы со стороны своего друга, если они находились с кем-то ещё кроме Габриэля, всегда звучали для него как-то излишне напыщенно, и от того смешно. Тем не менее едва только Эдельвульф скрылся за дверями покоев и он вместе с девушкой направились в сторону комнаты принцессы, он решил что совсем уж молчать будет невежливо, после чего решил начать с того, что могло волновать Асвейг больше всего. А может наоборот, уже не волновало, но его слова могли снова раззадорить её относительно всего произошедшего.

- Прошу прощения, Ваше Высочество, - у Лисандра, человека который являлся простолюдином, было по сути только два качества, однако оба они были развиты максимально возможно, во всяком случае для его возраста. Это умение обходиться с мечом и тактичность. Умение общаться с мужчинами и женщинами любого возраста и положения ему привилось ещё во время их путешествий по Эргерунду, тем более что неоднократно они оказывались полезными, - я сочувствую вашим утратам, однако вместе с тем могу сказать, что ваш кузен любит вас больше, чем вы думаете. Если позволите, я могу сказать что такой поступок с его стороны только ради того, чтобы вернуть вам душевное спокойствие, заслуживает огромного уважения. Можете поверить, далеко не каждый на его месте смог бы отдать приказ на арест. Однако он сделал это едва только вы попросили об этом. К слову, ваша просьба была удовлетворена незамедлительно, я лично сопроводил этого человека до камеры темницы и убедился в том, что приказ выполнен. Возможно, вас могло бы заинтересовать где именно он находится? - в этот самый момент он внезапно осёкся, после чего быстро добавил, - прошу прощения, Ваше Высочество. Я не должен был вам этого говорить. Мы пришли.

Его задача была выполнена, он довёл принцессу Асвейг до её покоев, однако вместе с тем не торопился уходить, как будто бы понимал её состояние и... желание. Желание направиться прямиком к нему. К человеку, который причинил столько страданий, но тем не менее уже не выглядевший как кровожадный и беспощадный монстр и чудовище.

- Доброй вам ночи, Ваше Высочество. - слова были произнесены специально слегка растянуто, как будто бы подливая огонь сомнения. Впрочем, едва они были сказаны, Лисандр учтиво поклонился и развернулся, собираясь уходить.

Спустя какое-то время беседа подошла к концу. Эдельвульф и Асвейг прекрасно провели время, пусть его было не так много как могло бы быть, эта встреча была слишком важной. Для них обоих. Тем не менее едва только она закончилась и Лисандр проводил принцессу до её покоев, вся троица спустя какое-то время собралась в кабинете императора на ежедневный совет. На этот раз дела касались исключительно ареста узурпатора и тех решений, к которым могли привести все эти события и обстоятельства.

Габриэль прибыл первым, в то время как Лисандр задержался. Своё отсутствие он объяснил тем, что провожал Асвейг к пленнику, о котором обмолвился совершенно случайно. Впрочем, её реакция была вполне очевидной, да и ничего серьёзного не произошло, так что это достаточно быстро опустили на второй план. Сейчас главным было продумать тактику для дальнейших действий и решить что же следует делать с Эргерундом, с возможной новой властью. Наилучшим решением было бы объявить о назначении регента со стороны императорского двора или родни. По крайней мере так было бы лучше для подрастающего Магнуса и его матери, так во всяком случае опасность их жизням была бы минимальной со стороны Ловдунгов. Что же касается оставшихся представителей фамилии, то следует отметить тот факт, что у Аргайла не было полноценной постоянной армии и сбор отрядов занял бы весьма длительное время, соберись император разобраться с мятежниками и вырезать их на корню. Это был один из вариантов, но он был на столько радикальным, что Эдельвульф решил бы прибегнуть к нему только в том случае, когда все остальные решения не принесли бы никакой пользы. Последствия таких действий могли бы привести к невероятному исходу, о котором никто бы и не подумал. Оно было радикальным но самое главное неоднозначным. Никто не знал чем всё закончится.

Впрочем, ещё было рано думать о последствиях, стоило лишь выработать варианты на случай того, что всегда что-то может пойти не так как задумывалось. Так они и просидели в рабочем кабинете до самой глубокой ночи, взвешивая все "за" и "против". Судьба целой империи сейчас могла зависеть только от троих молодых людей, одним из которых был император. Через два дня состоится настоящий Совет, на котором то и всплывёт всё то, что могли скрывать от Эдельвульфа. Там к нему придёт наконец вся полнота картины и он сможет видеть всю обстановку и расстановку сил на политической арене. Сейчас он был явно в меньшинстве, однако это не означало конец. Всегда можно было решить исход партии в свою пользу, главное выработать определённый план действий и следить за тем, что говоришь. Говоря откровенно, в конечном счёте Эдельвульф собирался править единолично, не считаясь с мнением советников, по крайней мере официальных. Он не доверял им и правильно делал. Сейчас в его планах было склонить чашу весом на свою сторону и постепенно перетянуть одеяло на себя, расставить свои фигуры, которые исполняли бы своё дело по первому же слову императора. Впрочем, лишать постов тех, кто по-настоящему разбирался в своём деле он совсем не хотел, по крайней мере пока, поэтому упрекнуть его в диктатуре и самоуправстве никто не мог. Постепенно план будет осуществлён и он сможет заняться всей империей, а не отдельным королевством. И наконец станет для людей и знати не тем больным и обессилевшим старцем, за которым в силу немощи правила его дочь, но сильным и мудрым зрелым мужчиной, чьи слова и действия будут направлены на то, чтобы воцарить в империи единение и привести её к процветанию.

Утро выдалось на удивление лёгким. Да и дел было не так чтобы очень уж много. Едва только позавтракав, Эдельвульфу сообщили о том, что его ожидает Асвейг и просит аудиенции у императора. Отказать брат кузине разумеется не смог. Через какое-то время она сообщила о цели своего прибытия, буквально вывалив на кузена целый словесный водопад. Было ясно видно что говорить всё это ей было тяжело и она старалась выговориться как можно скорее. Разумеется, держать её на пороге собственных покоев он не собирался и потому предложил ей пройти и располагаться с удобствами и комфортом, расслабиться и вздохнуть. На столе стоял графин с вином, а рядом уже наполненный почти до половины кубок. Выслушав заявление Асвейг, он только и мог что осушить содержимое и несколько минут молча ходить по комнате, совершенно не обращая внимания на девушку, которую попросил пройти и расслабиться. Сказанные ей слова не удивили его, ибо то был один из сценариев, которые сейчас крутились в его голове. Но тем не менее... Тем не менее. Пожалуй, ему следовало вспомнить, впервые в жизни вспомнить, что он не просто кузен для неё, но в первую очередь император и сказанные им слова - не пусто звук, особенно на фоне того, что казнить узурпатора действительно было за что и таковы были законы империи, в конце концов. Сейчас он в первый раз в своей жизни повёл себя не так как обычно. И слова, сказанные им, звучали по-настоящему серьёзно и может быть не очень вежливо, тем не менее грубости в ней не было совершенно никакой.

- Ты определённо не понимаешь, о чём просишь, Асвейг, - только сейчас он перестал ходить и сел на кресло, оказавшись напротив кузины, - я не могу сделать то, о чём ты меня просишь. По крайней мере в данных условиях. Ранбьорн Ловдунг был арестован по обвинению в измене своему сюзерену, узурпации власти и преступлениях против семьи императора. Возможно ты забыла, но убитые им и его людьми твои братья были и моими братьями. Ты знаешь что законы империи нельзя изменить и что бывает с тем, кто обвиняется в столь тяжких преступлениях? Наказание лишь одно и это смерть. Публичная казнь на городской площади Кинтайра послезавтра в полдень. И я не в силах повлиять на всё это. Да и если бы даже и мог... Я не собираюсь этого делать. Впрочем в любом из правил можно найти исключение. Император имеет право помиловать человека или группу лиц, если посчитает нужным это сделать. Однако моё положение не на столько крепкое, чтобы я мог плевать на собственные слова и что самое главное - на законы империи. Лисандр сообщил мне о том, что ты ночью посещала пленника и говорила с ним. Ты всё же любишь его, верно? - только сейчас губ Эдельвульфа коснулась лёгкая улыбка, быстро уступившая серьёзности, - я могу понять тебя как твой кузен и я действительно пытаюсь это сделать, благо это не так трудно. Но я не могу понять тебя как император, Асвейг. И принять твою просьбу так же не могу. Впрочем, как я и говорил, у любого правила есть исключения. Раз ты была у Ранбьорна, значит вполне могла договориться с ним о том, что он мог бы предложить за своё освобождение. Говорить от его имени. Более того, я готов буду даже принять его вассальную присягу, если у него найдётся что предложить императору.

Эдельвульф прекрасно знал что сейчас творится в Эргерунде, они с Лисандром неоднократно встречались лицом к лицу с одичавшими от голода и лишений людьми, в головах которых были мысли только о мире и куске хлеба. Он видел перед собой смерть и огонь. И у него было невероятное желание помочь всем кто так давно нуждался в пище и крове над головой. Но ничего не мог сделать пока ситуация не разрешится. Ему импонировал Ранбьорн как человек, Эдельвульф видел в нём целеустремлённого человека который доведёт до конца то что начал и будет верен своему слову. И император верил тому, кто в будущем мог бы стать надеждой и опорой Эргерунда и верным вассалом короны. Верил. Но законы империи были сильнее любой воли и сделать что-либо с ними был не в силах даже он сам. По крайней мере сейчас, в той степени, в которой просила его Асвейг. Официальное императорское помилование же было делом иным, однако просто так давать его Эдельвульф не собирался, если не хотел обострения с собственным Советом. Сейчас он был прав, но выпусти узурпатора и что тогда? Его слову не будет веры. Нет, когда люди просят что-либо, они должны быть готовы отдать что-то столь же ценное. Проявить немного жертвенности ради общего дела. Только таким образом можно было сохранить порядок и обратить ситуацию себе на благо, вместо того чтобы настроить против себя тех, кто пока ещё имел достаточно влияния.